Кролик успокоился - [13]

Шрифт
Интервал

А Нельсон уже закусил удила — неймется свести старые счеты.

— Конечно, чего от тебя ждать, ведь Джуди у тебя в любимчиках, а до остальных тебе и дела нет, вон Ройчику даже «агу» не сказал.

— Чего? «Агу»? Да я своим «агу» разбудил бы его, он же спит, как снотворным напичканный. Кстати, вы долго еще будете позволять ему сосать палец? Не пора ли уже ему отучаться?

— Тебе-то что за дело, сосет он палец или не сосет? Тебя это как-то задевает, жить спокойно не дает?

— У него зубы будут криво расти.

— Это все бабушкины сказки, папа! Пру консультировалась у педиатра, и он сказал, что палец сосут не зубами.

Пру негромко вставляет:

— Да, но он и вправду сказал, что ему пора бы отвыкать.

— Ну почему ты вечно ко всему придираешься, папа? — хнычет Нельсон, видать, выдыхается, не знает, к чему бы еще прицепиться. Однако нутро у сыночка зудит, и он не может не почесать его, ну хоть собственным голосом. — Раньше, помнится, тебе все было трын-трава, а теперь на тебя не угодишь, обязательно что-нибудь не так.

Кролик не прочь раскрутить сынка на полную катушку, пусть жена и невестка увидят его во всей красе.

— Терпимости во мне поубавилось, это точно, — соглашается он с улыбкой. — Чем ты старше, тем крепче в тебе сидят какие-то свои привычки и представления. У нас в Вальгалла-Вилидж никто не сосет палец. Может, это запрещено правилами — как плавать в бассейне без резиновой шапочки. Или с серьгой в ухе. Слушай, ответь мне на один вопрос. Как прикажешь понимать это твое украшение, ведь ты женатый мужчина, отец двоих детей?

Нельсон в ответ молчит, будто не его спрашивают, своим молчанием призывая жену и мать полюбоваться на его папашу-изверга.

Они резво едут вперед, между поросших бермудской травой обочин, и пальмы мелькают одна за другой, как телеграфные столбы.

С заднего сиденья раздается голос Пру, отважившейся сменить тему:

— Никак не могу привыкнуть к тому, что Флорида такая плоская.

— Не вся, — уточняет Гарри, — если отъехать от берега вглубь, там кое-где встречаются пригорки. Край пастбищ и апельсиновых рощ. Население — сельские труженики, мексиканцев полным-полно. Можем как-нибудь устроить семейную вылазку в те места. Посмотрим настоящую Флориду.

— Джуди и Рой ждут не дождутся, когда их свезут в Диснейуорлд. — Нельсон честно пытается вести себя благоразумно и переключается на обсуждение планов.

— Больно далеко, — роняет в ответ его отец, — все равно что проехаться из Питтсбурга в Бруэр. Флорида — большой штат. Нужно ехать с ночевкой, заранее бронировать номер в гостинице, в это время года свободных мест не бывает. Нет, не получится.

После этого категорического заявления все молчат, словно воды в рот набрали. Сквозь настойчивый гул кондиционера и мерное шуршание колес Гарри различает доносящийся сзади слабый звук и понимает, что уже второй раз за первые полчаса с их приземления его внучка плачет по его вине. Пру оборачивается к ней и что-то негромко говорит. Гарри бодро кричит, так чтобы сзади было слышно:

— Мы придумаем что-нибудь поинтереснее. Можем опять съездить в Сарасоту в Музей цирка.

— Музей цирка — гадость! — слышит он тоненький голосок Джуди.

— Мы с вами до сих пор не удосужились побывать в Доме-музее Эдисона в Форт-Майерсе, — вещает он тоном патриарха, а все остальные, присмирев, внимают ему.

— А пляж, море, детка? — ласково добавляет Пру. — Ты ведь любишь пляж, вспомни Побережье. — И уже иным голосом, для взрослых, она поясняет Гарри и Дженис: — Она у нас теперь заядлая пловчиха!

— Эти поездки на Побережье в Нью-Джерси — такая скучища, хуже не придумаешь, даже в детстве мне так казалось, — говорит Нельсон родителям, пытаясь вырваться из своей черной тучи и настроиться на семейную волну: его потянуло на воспоминания, захотелось вновь вернуть детство.

— Скучны не поездки, а езда как таковая, — рассуждает Кролик, — при том что это наше основное занятие. Американцы вообще живут на колесах — едешь и едешь куда-то, а потом ровно столько же едешь обратно и никак не можешь понять, кой черт тебя вообще туда понесло.

— Гарри, — говорит Дженис, — опять ты гонишь. Ты на 75-ю свернешь или поедешь прямо до 41-ого?


Из всех дорог, какие Гарри довелось повидать на своем веку, шоссе 41, старая индейская тропа, производит на него самое гнетущее впечатление, неизменное на всей протяженности. Оно шире, чем аналогичные скоростные дороги, открытые для всех типов машин, у них на севере, и почему-то обычная придорожная забегаловка в лучах вечно яркого солнца выглядит стократ уродливее, так и кажется, будто она, как полиэтиленовые мешки с мусором, не может до конца истлеть. УИНН-ДИКСИ. ПАБЛИКС. «Экерд: аптечные товары». «Кей-март». «Уол-март». ТАКО БЕЛЛ. АРК-ПЛАЗА. «Кофе. Бутерброды». «Старвин Марвин: Продукты Вино Пиво по низким ценам». Между этими островками торговли, где продается все — и бензин, и продукты, и спиртное, и лекарства, все вперемешку, как у них тут водится, вопреки всем правилам, — то и дело мелькают бледные низкие здания: у этих заведений свои клиенты: болезни и старость. Артритический реабилитационный центр. Сиделки, нянечки, сестры: бюро услуг. Кардиологический реабилитационный центр. Мануальная терапия. Юридическая помощь: консультации по вопросам медицинского страхования по старости и претензии к медицинскому обслуживанию. Слуховые аппараты и контактные линзы. Центр по лечению заболеваний коленного сустава западного побережья Флориды. Универсальное протезирование. Национальное кремационное общество. На телеграфных проводах вместо привычных воробьишек и стрижей, которых в Пенсильвании встречаешь на каждом шагу, угрюмо сидят пернатые хищники. А над проводами вздымаются ввысь банки, элегантные строения сплошь из дымчатого стекла. «Первый федеральный». «Юго-западный». «Барнет-банк» с его знаменитым электронным «суперкассиром». «Си-энд-эс», хвастливо предлагающий «весь спектр услуг», услужливо ворочающий миллионами и миллиардами, которые складываются из тех денег, что люди сами приносят ему, приволакивают вместе со своими дряхлыми телами, и все это праведное и неправедное богатство, нажитое за жизнь многими гражданами, затопляет здешнюю песчаную низменность, позволяя огромным суперлайнерам из дымчатого стекла безмятежно бороздить ее просторы.


Еще от автора Джон Апдайк
Иствикские ведьмы

«Иствикские ведьмы». Произведение, которое легло в основу оскароносного фильма с Джеком Николсоном в главной роли, великолепного мюзикла, десятков нашумевших театральных постановок. История умного циничного дьявола — «плейбоя» — и трех его «жертв» трех женщин из маленького, сонного американскою городка. Только одно «но» — в опасной игре с «женщинами из маленького городка» выиграть еще не удавалось ни одному мужчине, будь он хоть сам Люцифер…


Кролик, беги

«Кролик, беги» — первый роман тетралогии о Гарри Энгстроме по прозвищу Кролик, своеобразного opus magnus Апдайка, над которым он с перерывами работал тридцать лет.История «бунта среднего американца».Гарри отнюдь не интеллектуал, не нонконформист, не ниспровергатель основ.Просто сама реальность его повседневной жизни такова, что в нем подспудно, незаметно зреют семена недовольства, которым однажды предстоит превратиться в «гроздья гнева».Протест, несомненно, обречен. Однако даже обреченность на неудачу для Кролика предпочтительнее бездействия…


Давай поженимся

Джон Апдайк – писатель, в мировой литературе XX века поистине уникальный, по той простой причине, что творчество его НИКОГДА не укладывалось НИ В КАКИЕ стилистические рамки. Легенда и миф становятся в произведениях Апдайка реальностью; реализм, граничащий с натурализмом, обращается в причудливую сказку; постмодернизм этого автора прост и естественен для восприятия, а легкость его пера – парадоксально многогранна...Это – любовь. Это – ненависть. Это – любовь-ненависть.Это – самое, пожалуй, жесткое произведение Джона Апдайка, сравнимое по степени безжалостной психологической обнаженности лишь с ранним его “Кролик, беги”.


Супружеские пары

Чахлый захолустный городок, чахлые захолустные людишки, сходящие с ума от безделья и мнящие себя Бог знает кем… Этот роман — игра: он и начинается с игры, и продолжается как игра, вот только тот, кто решит, что освоил ее правила, жестоко просчитается.


Современная американская новелла. 70—80-е годы

Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.


Кролик разбогател

Гарри больше не в силах бунтовать и бороться с судьбой. Он давно уже плывет по течению, наслаждаясь всеми прелестями жизни немолодого и очень состоятельного мужчины.Любовь сменил случайный секс. Семейная жизнь превратилась в лицемерие. Ненависть к мещанским радостям уступила место жажде накопительства.Гарри стал завзятым циником, утратив то, что некогда выделяло его из толпы.Но что скрывается под его показной, нарочитой «обыкновенностью»? Об этом не подозревает даже он сам...


Рекомендуем почитать
Шлимазл

История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Кролик вернулся

Бунт Гарри, заведомо обреченный, завершился, разумеется, разгромным поражением.Гарри проиграл войну с миром, где простые радости бытия душат всякую попытку обрести свободу и независимость?Или только теперь ему предстоит понять, что в пылу бунтарского ниспровержения основ он совершенно забыл о нормальных человеческих ценностях?Пока Гарри, упивающийся собственным унижением, боится задавать себе эти вопросы. Но рано или поздно ему придется взглянуть в лицо реальности…