Кроатоан - [102]

Утро обещает быть холодным, — впрочем, Кармела снова полностью одета, включая и грязный пиджак, в котором она пришла к Нико целую вечность назад, когда мир еще существовал. Фатима кутается в больничный халат, рубашку от пижамы несет в руке, а все остальное тепло девушке дает Серхи.

Но останавливает их вовсе не холод, вовсе не холод заставляет их разинуть рот.

Кармела взяла с собой бинокль Дино, теперь она поднимает его к небу.

И не верит своим глазам.

— Это же бабочки.

— Не шути так, че, — говорит Фатима.

— Я не шучу. Сама посмотри.

Парящее гигантское существо, многоцветное и изменчивое, словно фантастический калейдоскоп. Грозное ацтекское божество, молчаливый и уверенный в себе Кетцалькоатль, завивающий в воздухе свои пурпурные кольца. Блеклый рассвет подкрашивает сотни миллионов крохотных крылышек разной формы, составивших единое целое. Для Кармелы это как сновидение в сновидении, галлюцинация, плывущая по вселенной ЛСД.

Пернатый тысячелетний змей, исполненный горделивого достоинства, совершает над ними полный разворот и движется теперь в противоположном направлении, как будто привлеченный чем-то на другом участке земли. У его молчаливой тени блестящие края, как у затвердевшей радуги. А в середине беспрестанно открываются и закрываются маленькие рты, состоящие из хрупких невесомых тел.

Люди потрясены, никто не в силах описать то, что происходит в небе. Первым молчание нарушает Серхи:

— Понятное дело, чтобы выжить в такое время, необходимо быть сумасшедшим.

И в его словах нет и намека на иронию.

Кармела ведет «форд», огибая выбоины. Девушка полна сил и надежд. Ее не печалят даже следы ударов на лице. Прежняя Кармела плакала бы от боли. Нынешняя — нет. И ей даже кажется, что она не будет плакать еще долго. У Кармелы есть впереди цель: найти еще таблеток с кислотой. Для этого сгодятся близлежащие аптеки и больницы. Если повезет, они сумеют добраться до какой-нибудь из них прежде, чем над округой соберется очередной пик. Если им повезет меньше, но все-таки повезет, их поведение их не убьет. И потом, рядом с ними всегда будет Серхи, который обещал их защищать.

Это немного, но это все, что есть.

На заднем сиденье Фатима, не разрешившая Серхи оставить ее одну, сев впереди, прильнула к крупному телу очкарика. Аргентинка позволяет себя убеждать, что следующие дозы кислоты, возможно, подействуют и на нее. «В конце концов, для них этот мир не так уж и плох», — улыбается Кармела. Этот мир ни для кого не плох. Это другой мир. Быть может, они трое, сумасшедшие или нет, в нем себя и не найдут, однако Кармела намерена попытаться. «И кто может знать, какие новые пути изберет для тебя жизнь?» Мандель говорил и об этом: «Может быть, в отдаленном будущем эволюция наделит новые поколения мозгом, способным принять такую перемену».

Дорога, спускающаяся по склону к шоссе, состоит из извилистых поворотов, деревья подступают совсем близко. На некоторых из них путешественники замечают трупы людей и животных; клочья одежды трепещут, как несбывшиеся мечты. Но то, что Кармела видит на следующем повороте, заставляет ее нажать на тормоз. «Форд» останавливается, плюясь грязью.

— Что означает эта надпись? — спрашивает Фатима. — Это послание?

«НОРТ» — вот что четко, как будто острым ножом, нацарапано на стволе одного из деревьев у самой дороги. На самом дереве и поблизости от него никого и ничего нет. Как будто анонимный автор повеселился, оставив память о себе, прежде чем затеряться в безбрежной и бесприютной человеческой миграции. Возможно, это был Нико? Кармела до сих пор надеется, что он жив и они встретятся.

Серхи снова выражает суть происходящего характерной емкой фразой:

— Ну что ж… мы ведь туда и едем. «НОРТ» — это север.

— Да, мы туда и едем, — подтверждает Кармела, убирая тормоз и выжимая газ. Машина продолжает свой нелегкий путь, и вскоре дерево и слово остаются в полном одиночестве.