Кризис в Церкви - [17]

6. Мы знаем, что многие священники известны тем, что снимают проклятия, решают многие проблемы. Можно ли прибегать к их услугам?

Думаю, что этот вопрос в компетенции епископов. Священники не должны ничего делать без епископского благословения. Ограничусь тем, что скажу: великие греческие духовники нашего времени Порфирий, Паисий и другие советовали не делать этого так легко. Но, между прочим, хочу выразить вам своё безмерное сочувствие в том, что я обнаружил, как много проклятий и колдовства творится в этом народе, который считает себя христианским, на протяжении последних двух тысячелетий. Да, братья румыны, мы еще не ушли от своего язычества, и это отражается на уровне нашего мышления и истории. Не думайте, что мы являемся жертвой истории. Свою историю мы сделали сами, так же, как и евреи, прибавляя проклятие к проклятию в Ветхом Завете. Вот какова судьба нашей истории. Мы народ, который был легкомыслен в своих отношениях с Богом, и вот уже 2000 лет мы так и не вышли из своего язычества, которое проявляется сегодня в бесконечном колдовстве, бесконечных проклятиях. Я вижу в исповедях, в повседневной жизни, скольких бессмысленных страданий можно было бы избежать очень легко без этих заклинательных молитв и насильственных методов - лишь через покаяние.

И скажу вам, истинный замысел Божий не в том, как нам отделаться от последствий греха, а в том, что когда по любой причине, не важно, по причине ли колдовства, проклятий или личного греха, приходит напасть, то спасительная мысль должна начинаться: «Господи, почему ты попустил?», потому что без попущения Божьего ничего не возможно, как бы ни старались «колдуны». «Почему, Господи, ты попустил этому случиться со мной?» Мы спрашиваем «почему» не для того, чтобы призвать Бога к ответу, а чтобы в диалоге Благой Господь ответил на наш вопрос. И откроется нам слабость нашего греха, а проклятие и колдовство, тяготеющие над нами, превратятся в спасение и милость.

7. Чувствуем большую необходимость общения с Вами ради поучений, но в то же время не хотим нарушать Вашего уединения. Что посоветуете?

Хотел и об этом поговорить с вами, хорошо, что мне задали этот вопрос. Человек не может дать более того, чем обладает, и человек не обладает большим, чем он есть. А если человек не существует потому, что угас, то от него нет никакой пользы. Я советовал обоим Преосвященным, сидящим рядом со мною, и многим другим отдыхать иногда, потому что часто они бывают на пределе своих сил. И со мной то же самое. Позавчера и вчера я думал, как долго Иоанн Креститель проповедовал в пустыне - год или два, в Евангелии об этом нет точных данных, но, похоже, что недолго. Он с детства до тридцати лет формировался в пустыне. Тридцать лет ради трёх лет проповеди. Думаю, если вы меня поймёте, человеку нужно много потрудиться за кулисами ради нескольких мгновений на сцене, говоря языком театра. Может быть, так вы лучше поймёте, что происходит со мной. Множество писем, на которые я не могу ответить по самым разным причинам, являются для меня, в каком-то смысле, по словам о. Софрония, которые я теперь хорошо понимаю, распятием. Что-то тянет тебя в эту сторону, чтобы избавить правую руку от боли, причиняемой гвоздём, да, но при этом страдает левая. Страдаешь за человека, зная, в каком он отчаянии, а, с другой стороны, ты скован по рукам и ногам немощью сделать что-либо. И тогда вот что делаю, надеясь, что это действенно: принимаю ваши страдания в сердце, разделяю их с вами, молясь, сколько могу, Господу, по силам своим. Но чтобы я мог хоть изредка, один или два раза в год общаться с вами, мне необходимо много времени провести в своей «берлоге», как я её называю, в уединении.

Теперь скажу ещё вот что: практически все без исключения письма начинаются со слов извинения за беспокойство. Я чувствую, что вы не понимаете… кстати, о значении слова «покой». Считается, что покой - это когда человек пребывает в «нирване», в башне, в созерцании Бога, переживая что-то неземное. Покой - если мы волей или неволей хоть немного пребываем в филокалическом духе, почему говорю невольно, - потому что в своей немощи совсем не вижу себя в духе отцов, а лишь чувствую схожие переживания. Покой - это такое волнение, такая борьба, такая тьма, такой ураган! Очнувшись, замечаешь, что не успел чихнуть, а еще один день прошёл, ещё неделя, как будто вчера начался Великий Пост, а сегодня уже шестая его неделя. Сегодня уже четверг, а время с понедельника пролетело, как пять минут. Это и есть покой, братья и сёстры. Кто-то упрекнул меня, что я скуп на выступления, это правда. Я редко выступаю, один или два раза в год, хотя сейчас даже чаще, чем раньше, но скажу, что необходимо и то, и другое. Делюсь с вами всем тем, что я накопил на протяжении долгих лет своей жизни…

Хочу отступить от темы. Когда я впервые в 1962 году встретился с о. Софронием, я почувствовал, что тогда я родился. Я родился, когда встретился с о. Софронием, а остаток своей жизни переживаю, как страдание. Хочу поделиться с вами теми вещами, которые были равноценны рождению для меня. Но не могу быть духовником всех желающих, даже тех, кто написали мне только в этом году, начиная с лета и до сих пор. Этим летом некоторые письма лежали в моей келье по два месяца, пока я находил возможность прочесть их. И чем важнее письмо, тем сложнее выбрать нужное время для его прочтения, и тем невозможнее на него ответить. Сейчас я немного сетую, чтобы вы могли понять мою ситуацию хоть немного. Покой - это способ выражения филокалии, этой традиции, этой культуры. Но это способ, когда тот, кто «успокаивается», разделяет с тобой денно и нощно твою боль. Это бесконечный стресс, не знаю почему, это необъяснимо, но такова реальность - бесконечная буря, в полном бессилии, своего рода восклицание: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мар.15:34), что я здесь делаю, зачем я зря топчу эту землю? И это ваши бури, которые отражаются на мне, и я не хочу вас обвинить в этом, потому что мы все являемся одним человеком и живём переживания друг друга, как живые, так и умершие.