Кризис - [39]

Да здравствует изобретение человеческого гения: клавиатура, жужжащий ящик, и монитор, на котором строчка за строчкой возникает мое послание человечеству. Оно рождается из пустоты, секунду назад еще ничего не было, и, о чудо, вот уже сам собой образовался текст, в котором так легко узнать меня, мои страдания, мысли и бесчисленные опечатки . Ума не приложу, каким образом вкрадываются десятки ошибок в несколько страниц текста. Но этот мучительный процесс – впереди. Он только начинается, и я уже оказался в кювете.

Я сразу же сделал стратегическую ошибку, непростительную человеку моего возраста и житейского опыта: ваш покорный слуга начал писать предисловие, изливая потоки желчи, накопившиеся в нем за последние месяцы. Проведя за этим занятием пару часов, я обнаружил, что предисловие растянулось на десять страниц, и напоминает жалобу старого склочника в Контрольную Комиссию ЦК КПСС. Пришлось безжалостно стереть многочисленные лирические отступления, и я почувствовал, что устал и позорно хочу есть.

– Ну, ничего, дальше пойдет как по маслу, – утешал я себя, толкая перед собой тележку в супермаркете. Хлеб сегодня дорогой, зараза. Мясо и того хуже. А, черт с ним, все равно живу в долг. Мозгу необходимо питание.

Вернувшись домой, я бросил обрезки говядины на сковородку, обильно посыпав их перцем, и, даже не дождавшись, пока они прожарятся, накинулся на адскую, шипящую смесь, насытился и через несколько минут почувствовал, что хочу спать.

Момент был критическим. Если я сдамся сейчас, засну, не начав писать первую, самую сложную главу, все мои последующие замыслы пойдут прахом.

Глава упорно не желала начинаться. В десятый раз перечитывал я предисловие, все более убеждаясь в собственной бездарности. И, каюсь, заснул. Во сне все вырисовалось передо мной с чрезвычайной ясностью. Барьеры были сняты. Все очень просто, даже очевидно. Люди не понимают, или не задумываются над очевидными вещами. Итак: – Я проснулся, кинулся к клавиатуре и радостно отступил параграф.

И полилось, и покатилось, само собой, безо всякого усилия. Картинки и графики, дайте мне рычаг, и я переверну Землю! Поле распространяется в пространстве, где мой курс электричества Калашникова? Какой он был симпатичный и интеллигентный человек, мне довелось слушать его лекции, работать с ним, даже хоронить его в актовом зале нашего института. Господи, законы твои незамысловаты, по крайней мере, их внешняя оболочка. Если осознать то, что усвоено на лекциях в полукруглой аудитории, в которой деревянные скамьи изрезаны античными иероглифами, символизирующими взаимоотношения полов, значит удастся выжить в этом мире.

Глава была закончена, я с легким ужасом посмотрел на двадцать полновесных страниц и скопировал творение рук моих на диск…

Ах, какой прекрасной была эта неделя. Я спал, когда мне хотелось, вставал иногда днем, как маньяк подходил к своему, с жуткой скоростью начинающему устаревать компьютеру, и писал, писал. Дня через два мне пришлось вылезти за пропитанием в магазин. Меня тогда поразил яркий солнечный свет, режущий глаза, и зеленая листва, распустившаяся на деревьях.

К концу недели были написаны три главы. Они являли неблагодарному человечеству маленький шедевр. И навалилась роковая пятница. Проснувшись в три часа ночи, я почему-то подумал, что если меня убьют – будет обидно.

Я сидел около телефона, напряженный как струна, и обдумывал, что скажу им, какое вселенское презрение я вложу в свои, давно заготовленные слова. Телефон молчал. А, может быть, они придут, позвонят в дверь, и, поняв, что денег нет, застрелят меня? Главное, чтобы не мучили, не резали тело ножом, это, должно быть, очень страшно. Мне кажется, что если я осознаю, что через секунду это гадкое лезвие воткнется мне в сердце, в живот, перережет горло, я просто сойду с ума…

И телефон все-таки зазвонил.

– Алло? – Я вздрогнул. На улице уже светило солнце, видимо, я заснул в кресле.

– Папа? – Это звонил мой сын.

– Да, малыш, что?

– Почему ты не приехал? Я тебя жду. Мама уже ругается. Ты же обещал пойти со мной сегодня в зал игровых автоматов.

– Какие еще игровые автоматы, – рассердился я. – Ты о чем?

– Сегодня же суббота. Ты меня всегда по субботам забираешь, ты что, забыл?

– Как это, суббота? – Я ничего не понимал.

– Сейчас, я маму позову, – в трубке зашуршало.

– Погоди, – я в недоумении посмотрел на часы.

– Ты что же, совсем совесть потерял? Ребенок тебя с утра ждет, нервничает, около окна стоит, канючит, идиот: «Папа, папочка.» А папашка его дрыхнет с похмелья!

Как я был рад услышать этот истерический голос. Сейчас начнется: я переехал ее паровым катком, уничтожил, сломал всю жизнь… Просто праздник какой-то…

– Погоди, сегодня же пятница.

– Так… Совсем мозги пропил? Уже дни недели перепутал? Приезжай немедленно, я тебя ждать не собираюсь!

– Сейчас, уже выхожу, – пьянящее счастье овладело мной. – Буду, через двадцать минут.

– И чтобы без проволочек. И если ты не появишься через…

– Появлюсь, – я бросил трубку.

Ах, как я был нежен в этот день, непутевый мой малыш. Предчувствие вселенских катастроф заставляет забыть невзгоды, нищету, обреченность. Ты три часа играл на игровых автоматах, это обошлось мне в пятнадцать долларов и вызвало легкое нервное расстройство, неизбежно сопровождающее любого нормального человека при посещении подобного заведения.. Вы скажете, что я меркантилен. Нет, Боже упаси. Просто мне становится плохо от запаха пота, горелой кукурузы, и от мигающих разноцветными огоньками игровых автоматов.