Кризис или конец света? Апокалипсис 2012 - [2]
Я, конечно, не был баснословно богат, но не припомню, чтобы я проходил несколько кварталов в поисках супермаркета, где сигареты, которые я курю, были бы дешевле (студенческие времена не считаются, тут и так все понятно). Сейчас я живу в отдельной квартире, которая меня вполне устраивает, езжу на автомобиле и могу позволить себе «Долби Сэрраунд»[2] в качестве аксессуара домашнего компьютера в рабочем кабинете. Я никогда не мечтал заработать миллионы. И — будем реалистами — почти наверняка я их никогда и не заработаю. Но, разбирая ежемесячные счета — как свои личные, так и агентства, подписывая чеки на оплату и рассматривая выписки с банковских счетов за предыдущий месяц, я был удручен: денежные дела и здесь, и там обстояли не так хорошо, как в предыдущие месяцы. Несмотря на это, а также на появившиеся в прессе разговоры о надвигающемся серьезном экономическом кризисе, я, как и большинство других, не принимал это всерьез. Даже когда слово «кризис» стало самым популярным во всем Париже, я интересовался им не больше. Других дел хватало…
— Кризис — это время работать еще больше, чтобы удержаться на плаву, — что-то в этом роде я говорил сидящему напротив меня в моей гостиной полицейскому комиссару О`Брайену. — И поэтому я никогда не слышал об Энтони Станковски. Хотя он, как вы утверждаете, и был известным во Франции экономистом. И насколько помню, я не читал его статей и не видел его самого по телевизору. И уж тем более не был с ним знаком.
Комиссар слушал мой монолог с непроницаемым лицом сфинкса, изредка поднося к своим пышным рыжим усам чашку с чаем. Несмотря на то, что появление полиции никогда не предвещает ничего хорошего (разумеется, кроме случая, когда вас грабят в темном переулке), комиссар располагал к себе. Судя по всему, он был спокойным, рассудительным, терпеливым, но решительным человеком. Было бы намного хуже, если бы ко мне заявился с вопросами какой-нибудь вчерашний выпускник полицейской академии, рвущийся немедленно сделать карьеру на высосанном из пальца «громком деле». Выслушав меня, О`Брайен сказал:
— Спасибо за ответ, месье Кассе. Но, пожалуйста, подумайте еще раз. Возможно, вы все же были знакомы с Энтони Станковски, но запамятовали об этом. Тело месье Станковски нашли в сквере возле вашего дома вчера ночью.
— И вы обошли всех, кто живет на расстоянии двух кварталов от этого сквера, чтобы поинтересоваться, что они поделывали вчерашним вечером? — спросил я несколько более ехидно, чем бы хотелось. Но тон, в который перешла беседа, мне очень не понравился.
— Нет. Я пришел только к вам. И был рад застать вас в добром здравии в вашем офисе. Дело в том, что в ежедневнике Станковски на вчерашний вечер значилось только одно дело. Там записаны время, фамилия, адрес и телефон: ровно в восемь вечера Энтони Станковски собирался нанести визит вам, месье Кассе, в вашем собственном доме. Судя по времени смерти, которая наступила около девяти вечера, визит он вам нанес. Именно поэтому я и спрашиваю — уверены ли вы, что ничего не забыли? Как вы провели вчерашний вечер?
Я буквально прилип к креслу. Несмотря на то, что в свою бытность журналистом я бывал в довольно серьезных передрягах, подобные заявления, сделанные старшим комиссаром полиции, даже таким спокойным тоном, не предвещали ничего хорошего. И я стал внимательно перебирать в памяти события вчерашнего вечера. С утра и до начала восьмого я был здесь, в офисе, и это может подтвердить Софи. Затем сел в машину и отправился домой. Где-то в половине восьмого я припарковался возле дома, а затем, не заходя домой, пошел в бар неподалеку на встречу с одним из своих «источников». А попросту — с осведомителем. И хотя осведомитель — лицо секретное, в этом случае я, пожалуй, мог бы назвать его имя полиции, если бы им вздумалось проверять. Затем я отправился домой, где и провел все время до утра один. Утром поехал в офис. Впрочем, вечером я еще совершил несколько рабочих звонков и отправил электронные письма. Это тоже можно проверить по распечатке телефонного оператора и на почтовом сервере. Правда, я не уверен, что занимался этим с восьми до девяти — возможно, раньше, а возможно, и позже.
— Разумеется, мы проверим это, месье Кассе, — благожелательно заметил комиссар О`Брайен, поднимаясь из кресла, чтобы распрощаться, продолжая при этом делать пометки в своем толстом блокноте. — Нет ничего страшного в том, что вы не помните, что именно вы делали. Большинство людей этого не запоминают. Меня бы гораздо больше насторожил ваш четкий, по минутам, ответ. Я с большой вероятностью полагаю, — продолжал он с вкрадчивостью тигра, — что вы не имеете отношения к этому преступлению. Однако же прошу вас никуда не уезжать из города, не поставив в известность лично меня.
