Кривой домишко - [58]

Магда нерешительно потопталась на месте. Мне было известно, что на самом деле Джозефину должны были выписать из больницы еще несколько дней назад и что только по указанию Тавенера ее немного задержали там. Он не хотел рисковать безопасностью Джозефины, пока подозреваемые не будут заключены под стражу в надежном месте.

Я сказал, обращаясь к Магде:

— Надеюсь, свежий воздух пойдет ей на пользу. А я пойду и присмотрю за ней.

Я нагнал Джозефину, когда она еще не дошла до пруда.

— Пока тебя не было, здесь произошло много всяких событий, — начал я.

Джозефина не ответила. Она сосредоточенно разглядывала обитателей пруда своими близорукими глазками.

— Что-то я не вижу Фердинанда, — заметила она.

— Который из них Фердинанд?

— Такой, с четырьмя хвостами.

— Это довольно забавная рыбка. Но мне больше нравятся ярко-золотистые.

— Ну, это самая распространенная разновидность!

— А вот та белая рыбка, как будто молью изъеденная, мне совсем не по вкусу.

Джозефина презрительно взглянула на меня.

— Это же шебункин. Они стоят дорого… намного дороже, чем золотые рыбки.

— А тебе не хочется узнать, что здесь без тебя происходило, Джозефина?

— Думаю, что я все знаю.

— Ты знала, что было найдено другое завещание и что дедушка оставил все свои деньги Софии?

Джозефина со скучающим видом кивнула.

— Мама рассказала мне. Но я все равно уже знала об этом.

— Ты хочешь сказать, что услышала об этом в больнице?

— Нет, я хочу сказать, что знала о том, что дедушка оставил свои деньги Софии, потому что сама слышала, как он говорил ей об этом.

— Ты опять подслушивала?

— Да. Я люблю подслушивать.

— Мало того, что это недостойное поведение, но вдобавок запомни, что тот, кто подслушивает, может услышать не очень приятные вещи и о себе.

Джозефина как-то странно посмотрела на меня.

— Слышала, что дедушка говорил Софии обо мне, если ты это имеешь в виду. — Она добавила: — Нянюшка просто звереет, если ей удается накрыть меня за подслушиванием. Говорит, что маленькие леди так не поступают.

— И она совершенно права.

— Фу, — презрительно фыркнула Джозефина. — Теперь нет никаких леди. Так говорят в «Мозговом тресте». Они говорят еще, что это понятие у-ста-ре-ло. — Она тщательно произнесла по слогам это слово.

Я сменил тему разговора.

— Ты немножко опоздала к важному событию, — сказал я. — Тавенер арестовал Бренду и Лоренса.

Я ожидал, что Джозефина, верная образу юного детектива, задрожит от восторга, услышав такие новости, однако она лишь повторила с тем же скучающим видом, который меня так раздражал:

— Я уже знаю.

— Как ты могла узнать? Это произошло только что.

— По дороге мимо нас проехала машина. В ней сидели инспектор Тавенер и тот сыщик в замшевых ботинках, а с ними были Бренда и Лоренс, так что нетрудно было догадаться, что их арестовали. Надеюсь, их обо всем предупредили при задержании. Ты ведь знаешь, как это положено делать?

Я заверил ее, что Тавенер действовал строго в соответствии с установленными правилами.

— Мне пришлось рассказать ему про письма, — сказал я извиняющимся тоном. — Нашел их за баком. Надо было бы тебе самой рассказать об этом, но тебя вывели из строя.

Джозефина осторожно потрогала голову.

— Меня должны были убить, — самодовольно заявила она. — Я же говорила тебе, что пришло время для следующего убийства. Конечно, было глупо прятать письма за баком. Когда однажды я увидела, как оттуда выходил Лоренс, сразу же обо всем догадалась. Хочу сказать, что он ведь совсем не из умельцев, которые возятся с кранами, трубами или пробками, и поэтому я поняла, что он там, наверное, что-нибудь прячет.

— Но мне казалось… — Я не успел закончить фразу, потому что послышался властный голос Эдит де Хэвиленд:

— Джозефина, Джозефина, немедленно иди сюда!

Джозефина вздохнула.

— И эта суетится, — пробормотала она. — Лучше уж я пойду. Если зовет тетя Эдит, тут уж ничего не поделаешь.

Она помчалась через газон. Я медленно побрел за ней следом.

Перекинувшись несколькими словами с тетей, Джозефина скрылась в доме. Я присоединился к Эдит де Хэвиленд на террасе.

В то утро она выглядела отнюдь не моложе своих лет. Меня удивили следы глубокой усталости и страдания на ее лице. Казалось, она была измучена и разбита. Увидев сострадание на моем лице, она попыталась улыбнуться.

— Этот ребенок ведет себя ничуть не лучше после того, что с нею приключилось. Надо нам в дальнейшем получше за ней присматривать. Однако теперь, мне кажется, в этом не будет такой необходимости? — Глубоко вздохнув, она продолжала: Я рада, что все кончилось. Но что за представление устроила эта женщина! Если уж тебя арестовывают за убийство, то следует хотя бы вести себя достойно. Меня просто из себя выводят люди, подобные Бренде, которые теряют голову и начинают вопить. Полные ничтожества! А Лоренс Браун выглядел как загнанный кролик.

Где-то в глубине души у меня шевельнулась жалость.

— Бедняги, — сказал я.

— Да уж… бедняги. Надеюсь, у нее хватит здравого смысла позаботиться о себе. Я имею в виду — нанять хороших адвокатов… и все такое прочее.

Меня, признаться, удивило, что, несмотря на их общую неприязнь к Бренде, все они были озабочены тем, чтобы она воспользовалась самыми лучшими средствами защиты.