Кривой домишко - [34]

Я подавил в себе неуместное чувство уверенности в том, что у Джозефины с головой все в самом наилучшем порядке. Стоило лишь вспомнить ее умные глазенки, похожие на черные бусины.

Я позвонил Софии и попросил позволения приехать снова.

— Пожалуйста, приезжай, Чарльз!

— А как идут дела? — спросил я.

— Не знаю. Нормально. Они продолжают обыскивать дом. Что они ищут?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Все вокруг стали такими нервными. Приезжай как можно скорее. Я просто с ума сойду, если не поговорю с кем-нибудь!

Я ответил, что приеду немедленно.

Когда я подъехал к парадному входу, поблизости никого не было видно. Я расплатился, и такси уехало. Дверь была открыта, и я не знал, как поступить: то ли нажать на кнопку звонка, то ли войти сразу.

Пока я стоял в нерешительности, позади послышался какой-то шорох. Я резко оглянулся. В просвете между тисовыми деревьями, образующими живую изгородь, стояла и смотрела на меня Джозефина, лицо которой было видно только наполовину из-за огромного яблока, которое она грызла с большим удовольствием.

Как только я повернул голову, она отвернулась.

— Привет, Джозефина.

Она не удостоила меня ответом и скрылась за изгородью. Я пересек дорожку и последовал за ней. Джозефина сидела на неуютной деревянной скамье около пруда с золотыми рыбками и, болтая ногами, ела свое яблоко. Видневшиеся над его розоватым круглым боком глаза смотрели на меня мрачно и — я не мог не почувствовать этого — враждебно.

— Вот я и пришел снова, Джозефина, — сказал я.

Такое начало разговора было, конечно, слабовато, но я почувствовал, что молчание Джозефины и ее немигающий взгляд действуют мне на нервы.

Она пустила в ход превосходный стратегический маневр: продолжала хранить молчание.

— Вкусное яблоко? — спросил я.

На сей раз Джозефина все-таки соблаговолила ответить. Ответ состоял из двух слов.

— Как вата.

— Жаль, — заметил я. — Мне тоже не нравятся такие яблоки.

Джозефина пренебрежительно бросила:

— Кому же они нравятся?

— Почему ты не ответила, когда я поздоровался с тобой?

— Не захотела.

— А почему?

Джозефина освободила рот от яблока, для того чтобы по возможности отчетливее прозвучало обвинение.

— Ты побежал доносить в полицию, — сказала она.

Я несколько растерялся.

— Ты имеешь в виду…

— О дяде Роджере.

— Но с этим все в порядке, Джозефина. Все в полном порядке. Они теперь знают, что он не сделал ничего плохого… я имею в виду, что он не присваивал деньги и тому подобное.

Джозефина бросила на меня уничтожающий взгляд.

— До чего же ты глупый!

— Извини.

— Я вовсе не беспокоюсь о дяде Роджере. Просто сыщики так не поступают. Разве ты не знаешь, что полиции никогда не говорят ничего до самого конца?

— Ах, так вот в чем дело… — произнес я. — Извини, Джозефина. Я действительно очень сожалею об этом.

— Конечно, ты и должен очень сожалеть, — сказала она с укоризной и добавила: — Я тебе доверяла!

Я извинился в третий раз. Джозефину это, по-видимому, ни капельки не тронуло. Она еще пару раз откусила от яблока.

— Но полиция все равно узнала бы обо всем этом, — сказал я, — тебе… нам с тобой не удалось бы сохранить это в тайне.

— Ты имеешь в виду, потому что он обанкротился?

Как обычно, Джозефина оказалась очень хорошо информированной.

— Мне кажется, все идет к этому. Они собираются поговорить об этом сегодня вечером, — сказала Джозефина. — Папа, мама, дядя Роджер и тетя Эдит. Тетя Эдит хотела бы отдать ему свои деньги, только пока их у нее нет… а вот папа, мне кажется, едва ли отдаст. Он сказал, что в том, что Роджер попал в переплет, он должен винить только самого себя и что, мол, бесполезно тратить деньги на безнадежное дело, а мама и слышать не хотела о том, чтобы дать ему денег, потому что ей хочется, чтобы папа финансировал постановку «Эдит Томпсон». Ты знаешь историю Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила мужа, а любила одного молодого человека, которого звали Байуотерс и который приплыл на корабле. После театра он прокрался по другой улице и убил ее мужа ударом кинжала в спину.

Я вновь подивился диапазону и полноте познаний Джозефины и ее способности ухватить самое главное и просто, как дважды два, изложить все основные факты.

— Пьеса вроде-бы ничего, — сказала Джозефина, — но я думаю, что, когда ее поставят, все там будет совсем не так. Снова будет что-нибудь вроде «Иезавели». — Она вздохнула. — Хотелось бы мне знать, почему все-таки собаки не стали есть ее ладони…

— Джозефина, — сказал я, — ты мне говорила, что почти наверняка знаешь, кто убил дедушку.

— Ну и что?

— Кто же это?

Она презрительно взглянула на меня.

— Понятно, — сказал я. — До последней главы ничего не скажешь? Даже если я пообещаю ни слова не говорить инспектору Тавенеру?

— Мне осталось отыскать еще несколько вещественных доказательств, — сказала Джозефина. — Нет, все равно тебе я не скажу, — добавила она и выбросила огрызок яблока в пруд с золотыми рыбками. — Если ты вообще кем-нибудь будешь, то только Ватсоном.

Я проглотил оскорбление.

— О’кей, — сказал я. — Я буду Ватсоном. Но даже Ватсону сообщали некоторые данные.

— Некоторые — что?

— Факты. А потом он делал из них неправильное умозаключение. Вот бы ты повеселилась, если бы я стал делать неправильные умозаключения!