Кривой домишко - [22]

Мне она показалась такой несчастной! Презрительное отношение к ней семьи Леонидисов, их готовность верить в то, что она совершила преступление, показались мне в тот момент самым бесчеловечным поведением. Она была такой одинокой, беззащитной, затравленной…

— А еще они думают, что если это сделала не я, то Лоренс, — добавила она.

— А что вы скажете о Лоренсе? — спросил я.

— Лоренса мне ужасно жалко. Он человек такого тонкого душевного склада, что даже не мог идти воевать. Не потому, что трус. Просто очень чувствительный. Я пыталась подбодрить его, чтобы он не чувствовал себя таким несчастным. Ему приходится обучать этих гадких детей. Юстас вечно насмехается над ним, а Джозефина… ну, вы видели Джозефину. Вы понимаете, что это за ребенок.

Я сказал, что пока еще не имел случая познакомиться с Джозефиной.

— Иногда мне кажется, что у этого ребенка с головой не все в порядке, — сказала Бренда. — У нее отвратительная манера делать все исподтишка. И смотрит она как-то странно… Иногда при взгляде на нее у меня мороз по коже пробирает.

Я не хотел обсуждать Джозефину и снова повернул разговор на Лоренса Брауна.

— Кто он? — спросил я. — Откуда он появился?

Я неудачно сформулировал вопрос. Бренда вспыхнула.

— Он никто. Вроде меня… Разве есть у нас хоть какой-нибудь шанс защититься, когда все они ополчились против нас?

— Вам не кажется, что вы просто впадаете в истерику?

— Нет, не кажется. Им желательно обвинить в убийстве Лоренса… или меня. И этот полицейский на их стороне. У меня нет никаких шансов оправдаться.

— Не следует взвинчивать себя, — сказал я.

— Разве не могло случиться, что его убил один из них? Или кто-то посторонний? Или один из слуг?

— У них отсутствует основание для убийства.

— Ах, основание! А какое основание у меня? Или у Лоренса?

Я почувствовал некоторую неловкость, но сказал:

— Мне кажется, что вполне можно было бы предположить, что вы и Лоренс… любите друг друга и хотите пожениться.

Она резко отодвинулась от спинки дивана и выпрямилась.

— Как жестоко предполагать такое! Все это неправда! Мы никогда ничего подобного не говорили друг другу. Я просто испытывала к нему жалость и старалась его подбодрить. Мы были только друзьями и все. Ведь вы верите этому?

Я ей верил. То есть я верил тому, что они с Лоренсом были, как она выразилась, только друзьями. Но в глубине души был уверен также, что она любит этого молодого человека.

Размышляя над этим, я спустился по лестнице в поисках Софии.

Когда я собирался войти в гостиную, в глубине коридора открылась какая-то дверь и выглянула София.

— Хэлло, — сказала она. — Я помогаю нянюшке готовить обед.

Я хотел было пойти к ней на кухню, но она вышла в коридор и затворила за собой дверь, а потом, взяв меня за руку, повела в гостиную, где не было ни души.

— Ну, — сказала она, — ты видел Бренду? Какое она произвела впечатление?

— Откровенно говоря, мне стало жаль ее, — признался я.

Софию это, казалось, позабавило.

— Понимаю, — сказала она. — Бренда все-таки тебя достала.

Я почувствовал некоторое раздражение.

— Дело в том, — сказал я, — что я способен посмотреть на ситуацию с ее позиции. А ты, очевидно, не способна.

— И что же это за позиция?

— Откровенно говоря, София, разве кто-нибудь из членов семьи относился к ней хорошо или просто справедливо с тех пор, как она пришла в этот дом?

— Нет, хорошо мы к ней не относились. А с чего бы нам к ней хорошо относиться?

— Хотя бы из обычного христианского милосердия.

— С какой высоконравственной позиции ты выступаешь, Чарльз! Как видно, Бренда потрудилась не даром.

— Ну уж это ты слишком, София… Что это на тебя нашло?

— Просто говорю откровенно и не притворяюсь. Ты сказал мне, что взглянул на ситуацию с позиции Бренды. Теперь посмотри на нее с моей позиции. Терпеть не могу, когда молодые женщины выдумывают жалобные истории о своей несчастной судьбе и выходят замуж за очень богатых стариков. Я имею полное право не любить подобных женщин, и у меня нет ни малейшего желания скрывать это. И если бы факты были объективно изложены на бумаге, тебе такая молодая женщина тоже пришлась бы не по душе.

— Она выдумала эту историю? — спросил я.

— О ребенке? Не знаю. Но лично я думаю, что она выдумала все с начала до конца.

— И тебя возмущает тот факт, что она обманула деда?

— О, дед ей не поверил. — София рассмеялась. — Деда никогда никому не удавалось обвести вокруг пальца. Он сам хотел заполучить Бренду. Ему захотелось сыграть роль благодетеля, осчастливившего нищую служанку. Он прекрасно знал, на что шел, и все было разыграно им как по нотам. С точки зрения деда, этот брак был удачен во всех отношениях… как и все прочие его операции.

— А то, что он нанял в качестве учителя Лоренса Брауна, тоже было еще одной успешной операцией деда? — не скрывая иронии, спросил я.

София нахмурила лоб, размышляя.

— Знаешь, вполне возможно, что так оно и было. Ему хотелось, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он считал, что драгоценностей и туалетов для этого недостаточно. Может быть, решил, что для полноты счастья ей недостает легкого романа. Возможно, вычислил, что самым подходящим для этой цели будет кто-нибудь вроде Лоренса Брауна, такой вот бесхребетный, безответственный, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сентиментальная задушевная дружба с налетом меланхолии удержала бы Бренду от вступления в настоящую любовную связь с каким-нибудь незнакомцем на стороне. Я ничуть не удивилась бы, если бы у деда был разработан какой-нибудь план вроде этого. Знаешь ли, он был хитер, как дьявол.