Криворожское знамя - [3]

Горной инспекции пришлось провести повторное обследование шахты. Опасения Брозовского подтвердились. Оказалось, что между пятым и шестым горизонтами существовала постоянная угроза прорыва большого количества газа. С тех пор все щели держались под неослабным контролем, а подача свежего воздуха была улучшена. О закрытий шахты и речи не было. Наоборот, на поверхности даже установили новый вентилятор. Но газа в воздухе оставалось по-прежнему много.

В последнее время штейгер Бартель несколько раз намекал, что считает контроль излишним: газы, дескать, успокоились и незачем держать бездельников в шахте.

Брозовский молчал. Он знал, что стоит поперек дороги не одному Бартелю. Дирекцию не беспокоил ни газ, ни вентиляция, ее волновали лишние расходы.

Брозовский задумался, глядя на длинную горящую щель в каменистой кровле. Пламя то разгоралось, то угасало. В трещинах то и дело вспыхивали все новые и новые чадящие очаги, синие язычки лизали стены штрека. Слегка наклонив голову, шахтер наблюдал за их зловещей игрой.

Без сомнения, начал выделяться рудничный газ. Настоящий горняк это сразу чует и настораживается. С беспокойством прислушивался Брозовский к каждому толчку в толще породы.

Что это — испуг, страх? А хотя бы и так! Кому охота погибать в кромешной тьме шахты, одному, сознавая полное бессилие?..

Брозовский подал сигнал тревоги, который услышал дежурный у подъемника. Потом опять вернулся к вентиляционной двери.

Техник отдела безопасности сейчас еще раз спустится в шахту, сообщили ему. Он ждал, переминаясь с ноги на ногу. Но скоро беспокойство погнало его назад к месту вспышки. Там он и стоял, прислушиваясь к шипению струящегося газа. Многое вспомнилось… Жизнь научила его ждать.

Однажды в залитых жидкой грязью окопах на Сомме ему пришлось ждать трое суток, пока товарищи не вытащили его из-под развалин блиндажа. Только голова, защищенная расщепленным бревном наката, оставалась на поверхности, а тело было вдавлено в грязь, засыпано обломками и землей. Сверху его прикрывал помятый стальной щиток пулемета, за которым он лежал до того, как начался этот ад. Три дня и три ночи бесновался над ним ревущий ураган артиллерийского огня.

Он кричал и звал, но никто его не слышал. Когда его откопали, он был без сознания. Поэтому он не заметил новой лавины ураганного огня и обломков, под которыми погибли его товарищи, так и не доставив его в укрытие.

Нашли его только на следующую ночь. Когда он очнулся на пропитанной кровью плащ-палатке, то увидел над собой звезды. Он смотрел на них, как после ночной смены смотрит на манящий звездный купол неба шахтер.

Левую руку вылечить не удалось, о работе в забое пришлось забыть. После войны хозяева мансфельдских рудников дали ему место ночного сторожа. Но в первый же день он понял, что долго здесь не вытерпит.

Кроме жены, никто не заметил, что инвалид войны Брозовский возвратился с фронта другим человеком. Кроме его жены, никто и не догадывался, что работа сторожа — лишь временное решение.

Брозовский горел ненавистью. Он ненавидел работу ночного сторожа и тех, кто обрек его на такую жизнь. Те самые люди, из-за которых он стал инвалидом, завладели и солнцем, и светом дня, а его толкнули во тьму.

Четырнадцатилетним подростком Брозовский спустился в шахту и стал тягалем. Пристегнув деревянный брус ремнями к плечу, он долгие годы ползком тянул тяжело нагруженные вагонетки по крутым колеям на околоствольный двор. Двенадцать лет спустя, отбыв воинскую повинность, он выдержал «экзамен» и стал забойщиком. Да, он знал мансфельдские шахты. Здесь, вот в этой самой шахте, лежа на боку, рубил он пласты медистого сланца, пока его не забрали на фронт.

До начала войны он только дважды прерывал свою многолетнюю работу на шахте. В юбилейный год мансфельдских горных разработок, когда одновременно с наступлением двадцатого века праздновали и семисотлетие со дня основания шахт, волею власть имущих Отто Брозовский облачился в пестрый мундир солдата кайзера. День юбилея он провел на полигоне Двадцать седьмого полка, до изнеможения осваивая ружейные приемы. Поэтому Брозовскому не довелось попасть в число встречавших его величество Вильгельма Второго, когда тот с искусно подкрученными усами, верхом на коне торжественно въехал в город Лютера Эйслебен. Явиться было приказано всем шахтерам без исключения — штейгеры проверяли их по спискам — и мансфельдские горняки, натянувшие в этот день шахтерскую форму, приветствовали императора божьей милостью, взяв кайла «на караул».

Позже Брозовский узнал, что граф Вицтум, чье имя носила шахта, тоже гарцевал на коне в свите кайзера. Шахтеры поговаривали, что верховные правители горной епархии сумели угодить верховному правителю всей империи.

Девять лет спустя мансфельдские горняки, которым в юбилейный год хозяева рудников уделили малую толику от щедрот своих, захотели отпить еще глоток из благословенного источника, бьющего из-под земли для хозяев. И забастовали.

Мансфельдские горнозаводчики издавна обладали привилегией время от времени чеканить талеры из серебра, встречающегося в медистых сланцах. Но они чеканили эти талеры только тогда, когда доходы от шахт лились через край. А в то время они лились! К снарядам для новых пушек, которые Крупп поставлял армии, были нужны медные кольца, а для патронов — медные гильзы…