Криворожское знамя - [161]

— Значит, это все-таки правда. Хоть бы все кончилось благополучно! — взволнованно сказал Цонкель.

— Послушай, Мартин. Мы ведь ждем этого. Я боюсь даже вообразить, какое разочарование было бы, если бы Красная Армия остановилась на Мульде и Эльбе.

— Ты это серьезно?

— Не понимаю тебя… На них, по крайней мере, можно положиться. Ты же видишь, как ведут себя американцы: от них ты толку не добьешься. Левой рукой они вроде бы хватают фашистов за горло, а правой в то же время мешают наводить порядок и строить все заново. А что в ратуше? Ложная тревога.

— Не совсем так. Может, меня все-таки утвердят…

— Ну и что из этого получится? Будешь той же марионеткой, что и раньше. Командовать будут другие! Ты же слышал, какие взгляды у коменданта на демократию. Явно не наши!

— Но ведь ландрата они признали, а он — коммунист. И они это знают.

— У них не было иного выхода: они поняли, что за ним стоят горняки. Да, он навел порядок, пустил воду, газ, электричество. Он поставил их перед фактами. Что им оставалось?

Шунке завелся. Уже целую неделю он с товарищами пытался сбросить с бургомистерского кресла американского ставленника и забрать управление городом в свои руки.

Вольфрума и Отто Брозовского выгнали из ратуши.

— Надо с ними объясниться. Так или иначе, силой мы их не одолеем. — Цонкель призывал к спокойствию. По его мнению, следовало выбирать более разумную и вежливую форму.

— Дело не в форме. Американцы не дают нам дышать, — взорвался Шунке. — Сажают нам на шею управляющего альслебенской мельницей. А кто он такой? Надеюсь, тебе не надо объяснять, что он — самый отъявленный реакционер во всей округе? «Либерал, либерал, либерал»… Покорно благодарю.

— Ты все видишь в слишком мрачном свете. Естественно, они предпочитают буржуазные кандидатуры.

— В том-то и дело!

— Да не ори так!

— Прикажешь мне прикидываться тихоней? Либо руководить будем мы, либо они. Это мы сотни раз жевали и пережевывали. Есть только один выбор.

— Ты не прав. Надо привлекать всех.

— Но нас-то с тобой они наверняка не привлекут. Мы недостаточно благородны. Пролетарии!

— Страна оккупирована. Ничего тут не поделаешь. Все равно по-твоему не получится.

Цонкель нервно теребил брелок цепочки от часов. Шунке вдруг бросилось в глаза, что Цонкель опять надел свой темный костюм в елочку.

Шунке разозлился.

— Во всяком случае, командовать здесь должны рабочие, антифашисты, — отчеканил он, — а не какие-то там спасшиеся нацисты или патриоты, не успевшие вступить в гитлеровскую партию. Либо вместе с американцами, либо против них.

— Если б это было так просто, — сказал Цонкель.

— В русской зоне это получается, — решительно заявил Шунке, — Так надо и нам делать. Или, может, тебе не хватает смелости?

— Перестань. В конце концов ты сам многое слышал. И чего только не говорят. Господи…

— Что именно? — резко перебил его Шунке.

— Ну… Давай часы… Фрау, пошли…

— Ты с ума сошел? Неужели эти двенадцать лет ты жил, как барон? Ведь это он так рассуждает! Ты опять все забыл, все прошло для тебя бесследно?.. Здесь необходима сильная рабочая партия, а это — все мы вместе. Кто хочет с нами сотрудничать — просим. А как это делается, — научимся у русских. Все!

— Но нельзя же вести себя, как слон в посудной лавке. Тут надо… — Цонкель хотел рассказать, как он представляет себе дальнейшее развитие событий. Но Шунке не дал ему больше вымолвить ни слова.

— Хватит, довольно! — крикнул он. — Поговорим на заседании группы.

Он пошел к Вольфруму.

— Это меня не удивляет, — сказал Вольфрум, выслушав его. — Знаешь, кто вчера здесь объявился? Господин гауптфельдфебель Лаубе. Он побывал у Цонкеля. Собираются вновь создавать СДПГ. Да, да, Мартин тоже. Ведь он пустил этого типа к себе в дом…

У рта Вольфрума обозначились горестные складки. Когда Шунке собрался уходить, он сказал:

— Нам предстоит немало хлопот. А с фашистами будем разговаривать так, как они разговаривали с нами. — Он угрожающе потряс кулаком.

* * *

Вольфрум посоветовал Минне поменьше откровенничать с Цонкелем. Она рассказала, что Цонкель расспрашивал ее о знамени.

— Хотела бы я знать, какая у него цель, — добавила Минна, у которой возникли подозрения. — Не собирается ли Цонкель выслуживаться перед американцами?

— Он грезит старыми мечтами. Никого не обижать радикально, не производить болезненных операций, в общем, сумбура в башке хватает… Дураком родился и ничему не научился, — сухо сказал Вольфрум. — Но тебя они еще постараются прощупать.

Добыть точные сведения о смене оккупационных властей не удалось, несмотря на все попытки. На вопрос Цонкеля комендант ответил, что слухи эти — всего лишь пропагандистский трюк русских.

— Что ж, придется приспосабливаться к тому, что есть, — заявил Цонкель на собрании группы. — Реальная политика, товарищи! В данный момент делать то, что возможно.

— Конечно, конечно, — ответил Шунке. — Мы же не вчера родились.

Минне Брозовской приходилось теперь что ни день избавляться от назойливых посетителей. Они являлись без приглашения и давали ей советы один мудрее другого.

— Красная Армия еще стоит на Эльбе, — ответила она, когда некоторые визитеры поинтересовались судьбой знамени. В этих шести словах заключалось все, что ей ранее приходилось долго и подробно объяснять.