Криворожское знамя - [159]

Первым вошел сержант с автоматом на груди, за ним — несколько офицеров и человек в штатском.

— Что вы тут делаете? — тоном следователя осведомился долговязый лейтенант.

— Выходите отсюда. Всем построиться в коридоре! — приказал человек в штатском.

Минна узнала Дитерберга. Переводчик холодно посмотрел на нее, словно видел впервые, но потом все же узнал ее.

— И вы здесь?.. Интересно! Что это, собрание? Первое собрание? Почему не отвечаете? По какому праву вы прогнали бургомистра, назначенного военной администрацией?

Переводчик словно выстреливал вопросами в Минну.

Кабинет заполнили солдаты и офицеры. Начался неприятный допрос. Сержант с автоматом забрал у всех документы. У Минны их не было, и ее допрашивали больше других. Затем всех выгнали из ратуши. Когда они вышли на улицу, часовой загнал их обратно в подъезд. Усмехаясь, солдат отвернул рукав гимнастерки и поднес к самому лицу Вольфрума наручные часы: была одна минута седьмого.

Все остались в подъезде. Наступило семь часов, восемь. Лаубе начала хныкать. У нее куры во дворе, некому их загнать. Что с ними будет… Никто не слушал ее.

— Вот видите, — причитала она. — Со мной обращаются точно так же, как с вами.

По лестнице спустился какой-то офицер, оглядел группу стоявших, усмехнулся и вышел на улицу. Послышался шум заведенного мотора.

Все стояли в подъезде. Девять часов. Сменился часовой. Когда Вольфрум хотел выйти на улицу, он сплюнул ему под ноги жевательную резинку и втолкнул обратно в дверь.

Через некоторое время в сопровождении одноногого вернулся офицер, уехавший из ратуши. Стуча протезом, чиновник поднялся по лестнице.

— Вот тебе, пожалуйста, — тихо сказал Шунке Брозовской, — они создают «новый порядок».

Час спустя офицеры с новым бургомистром покинули ратушу. Жена Лаубе через переводчика попросила господ офицеров отпустить домой хотя бы ее, он ей не ответил.

На верхней площадке лестницы поставили второго часового. Возвратился долговязый лейтенант с голосом следователя. Это был новый комендант города. Он даже ни на кого не взглянул.

— Для них мы не люди, — пробурчал Шунке.

Целую ночь они томились в подъезде. В семь утра часовой выпустил их.

— Комендантский час окончился, — сказал он на чистом немецком языке.

Толстая Лаубе на улицу вышла, шатаясь; лицо у нее было зеленое.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Отто, встревоженный, дожидался матери. По улицам разъезжали патрули военной полиции. Он не мог выйти из дому, не рискуя попасть в их лапы.

— Именно так я и представлял себе житье при американцах, — сказал он матери, выслушав ее рассказ о ночных событиях в ратуше. Растерев голеностопный сустав, он уселся за гардиной у окна, выходившего на улицу.

— Мать, у нас поесть что-нибудь найдется? — спросил он после долгого молчания.

Минна зябко поежилась. В доме ничего не было. Как только откроются магазины, надо бежать за хлебом. Может, пекарь сегодня работает. Вчера булочная была еще закрыта. Расстроенная, она порылась в потертом кошельке. Двадцать два пфеннига, вся ее наличность…

Она проглотила горький комок и сжала губы. Отто взял у нее кошелек и высыпал его содержимое на стол. Денег от этого не прибавилось.

Отто обшарил собственные карманы. Стоя у стола, мать с сыном не решались взглянуть друг другу в глаза. Минна тяжело вздохнула. Лишь после этого к сыну вернулся дар речи.

— Что ж, всему бывает конец, — многозначительно произнес он. — Но хоть что-то должно измениться. Пора!.. Не знаю, как именно. Но все будет по-другому! — Голос его сорвался на крик. — Всё!

Мать положила руку ему на плечо.

— Обязательно будет, — сказала она. — Успокойся. Мы и не такое пережили… У нас еще остался кролик. Займись им. Картошку я достану. Схожу к Боде или к Вольфрумам.

Возле клетки Отто пофыркал, подражая кролику, и засмеялся. Глядя на сына, мать улыбнулась. Он поймал кролика. Прежде он не сумел бы сделать это так быстро. Кролик шмыгнул бы через нишу в глиняной стене и забился в нижний угол.

Отто постучал костяшкой пальца по цементной замуровке. Раздавшийся звук напомнил удары молотка по стали.

Мать торопливо взяла корзинку и вышла на улицу, но тут же вернулась.

— Прячься, скорее! — крикнула она. — На чердак, нет, в сарай! Они обыскивают дома.

Военная полиция прочесывала город в поисках укрывающихся солдат и военнообязанных. Выйдя на улицу, Минна увидела, как полицейские сажали в машину Вилли Боде, одетого в синий рабочий комбинезон. На плечи ему накинули его военную шинель, которая висела в коридоре на вешалке. Полиция очень тщательно обыскала весь дом. Рядом с Вилли, причитая, семенила его мать.

— Мальчик уже две недели дома. Ни одна душа не знала. За что такое наказание!

Хлопнула входная дверь. Постучали. Одним прыжком Отто взлетел по лестнице. В этом доме он знал все потайные места. Подростком он так умел прятаться, что даже отец не мог его найти. А уж кому, как не отцу, знать свое жилище.

Минна вышла в коридор и переждала, пока все кончится. Громко топая, солдаты вышли на улицу. Долговязые парни не обратили внимания на старую женщину.

Офицеры из подтянувшихся тылов не были вояками, однако они гораздо лучше ориентировались в местных делах, чем капитан Уорчестер. К их приходу услужливый переводчик успел собрать кучу сведений. Источники их были различные, но суть — одна. Тем не менее люди, от которых он надеялся получить точную информацию, не рассказали ничего. Так они поступали всегда.