Криворожское знамя - [147]

Пропустив это мимо ушей, он заказал вторую кружку пива. Трактирщик подсел к нему и завел оживленный разговор о положении на фронтах.

— Весной придет конец войне. Вы не думаете? Русские совсем выдохлись.

— Да, наверняка, несомненно. Кто его знает? — В сегодняшнем настроении Брозовский готов был пойти и на большие уступки собеседнику.

Посетителей в это время дня было мало. Меллендорф играл в карты с незнакомой Брозовскому компанией. Упиваясь собственной властью, он гаркал:

— Contrá! Я повторяю вслед за Манштейном: contrá! Массированная танковая атака — и эти жалкие остатки будут раздавлены. Слыхали о наших «тиграх»? Для них не существует никаких преград! Этот сброд мы уничтожим! Вот!..

Меллендорф «крыл» карты партнеров. Его отвислые сизые щеки колыхались в такт движениям руки.

Хозяин ресторана высказал свое мнение о битве под Сталинградом. О немецких танках он был осведомлен больше, чем Брозовский. По всей вероятности, он уверовал в их превосходство после серьезной беседы с Меллендорфом.

— Когда наши двинут, камня на камне не останется…

— Когда двинут, конечно. Еще бы.

— Зима нам мешает…

— Вряд ли! — Брозовский заказал третью кружку, чтобы хоть на две минуты избавиться от «эксперта по танкам» и передохнуть.

Тем временем вошли новые посетители: пожилой мужчина, лет за пятьдесят, и парень лет двадцати, — судя по виду, иностранные рабочие. У старшего под мышкой был свернутый мешок. Они скромно сели в угол и заказали пива.

Брозовский заметил, что Меллендорф перестал тасовать колоду.

— Пиво? Что еще за новости? — крикнул блюститель порядка и вылез из-за стола. — А ну-ка, предъявите документы!

Пожилой стал рыться в карманах.

— Ну?..

Тот протянул ему замусоленную бумагу. Меллендорф едва взглянул на нее.

— Ага, поляки. Что вам здесь надо?

— Купить немного картошки…

Тяжелый кулак ударил рабочего в лицо. Тот зашатался. Изо рта и носа полилась кровь. Брозовский изо всех сил стиснул кружку, словно хотел раздавить ее.

— Получите, господин хозяин! — резко сказал он, когда поляки выбежали из ресторана.

Меллендорф хотел было наподдать еще и молодому, но не успел.

Брозовский даже не притронулся к третьей кружке и вышел вслед за поляками, не обращая внимания на полицейского. Тот, с победоносным видом осушив кружку, кричал:

— Какая наглость, а? Они уже бродят, где им вздумается. Ну, я научу их порядку. Один уже схлопотал, сволочь! Может, здесь есть желающие?.. — Меллендорф покосился на Брозовского, когда тот направился к выходу.

Брозовский догнал поляков у рынка, на углу Гетштедтской улицы. Старший плакал и пытался остановить кровь.

— Вам нужна картошка? Пойдемте!

У самих Брозовских ее было немного: осенью им выдали пока лишь половину зимнего пайка. Но Отто привел поляков к себе домой и насыпал им небольшой мешок.

— Здесь фунтов двадцать, на неделю вам хватит.

Он пожал им руки.

— Ты камрад, ты хорош камрад, — сказал поляк, когда Брозовский сунул ему в карман деньги, которыми тот хотел расплатиться.

— Не надо, друг. Сталинград! Вы слышали о нем? Этим сволочам недолго осталось размахивать кулаками. — Брозовский дал рабочим несколько листовок на польском языке. Взволнованные, они ушли, а он уселся дочитывать газету.

— Будь осторожнее, ты становишься слишком безрассудным, — остерегла его жена. — Не теряй выдержки, если не все идет так быстро, как тебе хочется. Не забывай, что случилось с Шунке…

Он только взглянул на нее поверх очков. Она поняла. Никаких слов больше не требовалось.

В воскресенье, перед рождеством, произошла сенсация. Сборщики пожертвований в фонд «Зимней помощи» предприняли генеральное наступление на кошельки горожан. Церемония сбора была на сей раз поставлена на широкую ногу: концерт на площади, шествие отрядов «юных нацистов» и младших школьников с барабанным боем… Постучались даже к Брозовским.

— Пожертвуйте, что можете: белье, меха, платья, костюмы, — объявила сборщица, улыбаясь. — Все пригодится.

Минна внесла десять пфеннигов. Сборщица, не глядя, бросила монету в копилку. Ей не терпелось сообщить важную новость.

— Слышали?..

Нет, они ничего не слышали и получили новость «горяченькой»: Ольгу Бинерт освободили от занимаемой ею должности руководителя Женского союза.

Минна сложила руки под фартуком.

— Вот это да… Кто же будет на ее месте?

— О-о, кто-нибудь найдется. Скорее всего, фрау Бартель… — Шепот перешел в торжествующе-язвительную скороговорку.

Вся эта история всплыла наружу благодаря длинному языку жены Бартеля. Несмотря на строжайший приказ — помалкивать, она болтала по всему городу о том, как дорого обходятся шикарные свадьбы… Ее даже не остановил выговор, полученный от гаулейтерши Женского союза. В кассе оказался недочет…

Жена оберфарштейгера мстила Ольге Бинерт по крупному счету. За все. За многолетнее унижение и за предположение — хотя и трудно доказуемое, — что между оберфарштейгером и Ольгой Бинерт что-то было. Правда, ей не удалось когда-либо застать эту парочку вместе, но мало ли что… И вот соперница низвержена.

Сборщики провели в этот день большую работу. Всем, кто еще не знал главной новости, ее сообщали громко либо вполголоса на ухо.

Неделями к Бинертам никто не заглядывал. За покупками ходила Линда. Ее мать не покидала дом. Когда к ним подъехала подвода за различными вещами, ортсгруппенлейтер конфисковал вдобавок ценные предметы и меха, принадлежавшие Линде: шубу из меха полярной лисицы, норвежское покрывало из шкуры северного оленя, каракулевую шкурку и шкатулку из кованого серебра. Линда кричала, что это — подарок, присланный ей мужем из Флоренции. Ольге Бинерт пришлось отнести вещи на подводу и явиться в ратушу для подписания протокола.