Криворожское знамя - [12]
Шаркая, она направилась через прихожую в спальню. Брозовский уронил голову на руки. Боже, почему все так невыносимо тяжело? Вот у него жена, хорошая жена; она не из разговорчивых, но голова у нее работает, и она хорошо знает, где свои, а где чужие. Откуда же у нее эти сомнения?
Бинерт, тот и вправду жил всю жизнь, как баран в стаде. За это его и с фронта отозвали. Вкалывал всю войну по полторы смены в сутки. И что получил? Инфляцию да вот разве еще спальный гарнитур в приданое дочери.
Брозовский даже застонал. Сосредоточиться никак не удавалось. Проклятая нация! Он сжал зубы так, что челюсти заныли. Ведь товарищи ждут, они поручили мне выразить их стремления и заботы. И разве это не мои собственные заботы?
Он принялся писать, потом порвал написанное и начал снова. «Только не сдаваться!» — подумал он и расправил плечи. Перо уверенно заскользило по бумаге.
Закончив, он почувствовал озноб. В горле пересохло. Он зачерпнул ковшиком воды из ведра и стал пить большими глотками. Потом погасил свет.
Чтобы не разбудить жену, Брозовский разделся в темноте. Когда он приподнял одеяло и улегся рядом на шуршащий соломенный тюфяк, то ощутил тепло ее тела. Минна вздрогнула от его прикосновения, и он понял, что она не спит.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Неделя — долгий срок. Если ее делить на каждодневные смены и на скудный досуг, который удается провести в кругу семьи, получается шесть тяжелых рабочих дней. Длинную дорогу до шахты и обратно никто не считает. Седьмой день — выходной. Тогда человек пытается выпрямиться. Тело его отдыхает и накапливает свежие силы. Но когда неделю приходится делить на подневольный труд в шахте, изнурительную работу на огороде, уход за скотом и хлопоты по двору и дому, тогда тело забывает об отдыхе. И неделя становится бесконечной. Она захватывает и воскресенье, которое пожирает огород. Такая неделя превращает жизнь в серую безотрадную пустыню. Тогда уже не чувствуешь собственного тела, голова пуста, глаза горят, спина болит и пропадает сон.
Если человек к тому же со дня на день ожидает чего-то значительного, если он, смертельно усталый, ворочается с боку на бок без сна и встречает утро, погруженный в несбыточные мечты, то неделя превращается в долгую и мучительную пытку.
И вот такая долгая неделя прошла. Брозовский ждал письма. Минула и вторая. Брозовский все ждал. Недели шли чередой. Брозовский продолжал терпеливо ждать. Недели ожидания висели на нем, словно тяжелые цепи. Брозовский становится раздражительным, ссорился с женой, бранил Вальтера, ворчал на старшего сына — короче, злился на муху на стене.
В шахте его донимали расспросами:
— Ну, так где же ответ? Может, они нас и знать не хотят? Ох, уж эта писанина! Кое-кто хвастал — мол, раз-два и готово. А на деле-то — все мимо.
Он подбадривал, пожимал плечами, сторонился и в конце концов перестал отвечать на нетерпеливые, насмешливые или язвительные вопросы…
В кухонной печи ярко пылал огонь. На дворе было холодно и сумрачно. Вечерние беседы семьи Брозовских проходили теперь под треск поленьев. Отец сидел против сыновей багровый от злости.
Как нередко в последнее время, и сегодня ужину предшествовал неприятный разговор. Старший в сердцах махнул рукой и уставился в потолок. Его жест означал: с тобой стало невозможно разговаривать. А письмо ты все-таки послал не по тому адресу.
Брозовский тоже в сердцах схватил газету и спрятался за нею. Но читать не мог. Минна грозно гремела посудой, как будто этот шум мог предотвратить ссору.
Старший сын Брозовских был вылитый отец и внешностью и характером. С подчеркнуто независимым видом он взял с подоконника школьный географический атлас Вальтера и открыл его. Закладка из газетной бумаги помогла ему сразу найти нужную страницу. Указательный палец заскользил по зеленой поверхности географической карты Советского Союза в поисках Кривого Рога. Вальтер тотчас повис у него на плече: его взгляд следовал за пальцем Отто, который двигался вдоль Днепра по направлению к Крыму.
— Должен быть где-то здесь. Вот тут, где я сделал кружок карандашом… Но Кривого Рога здесь почему-то нет. Наверно, карта слишком мала. И вообще твой атлас дерьмо, — раздраженно процедил Отто.
— Ну, ну, потише! — остановила его мать.
Отто с недовольным видом отшвырнул атлас.
— Но ведь все остальное здесь есть, — запротестовал Вальтер. — Вот, смотри, карта Мансфельдского района, здесь даже все шахты нарисованы. — Он ткнул пальцем в карту. — Вот где он должен быть, где большая излучина. Господин Петерс тоже говорил, что Кривой Рог на Украине, возле Днепра, или как он там называется.
— Ваш учитель тоже говорил об этом?
— Ага, и не раз. Он ведь знает, что наш папа написал письмо.
— Да? Откуда же?
— Почем я знаю? На большой карте в школе Россия тоже вся зеленая. Совсем как в моем атласе. Господин Петерс говорит, что на самом деле она красная. В этих картах сам черт ногу сломит. Вот здесь, где начало Америки, карта красная. Почему же Россия на карте не красная?
Отто пожал плечами. Но Вальтер не отставал.
— А почему на карте России так мало городов и сел? На самом деле их ведь много. Вот здесь их полно, — почти каждая деревня обозначена, одна возле другой…
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед летчиком-асом, легендой воздушного штрафбата Борисом Нефёдовым по кличе «Анархист» ставят задачу создать команду сорвиголов, которым уже нечего терять, способных на любые безумства. Их новое задание считается невыполнимым. Все группы пилотов, пытавшихся его выполнить, погибали при невыясненных обстоятельствах. Операцию лично курирует Василий Сталин. Однако задание настолько опасно, что к делу привлекают Вольфа Мессинга.
Летчика-истребителя Андрея Лямина должны были расстрелять как труса и дезертира. В тяжелейшем бою он вынужден был отступить, и свидетелем этого отступления оказался командующий армией. Однако приговор не приведен в исполнение… Бывший лейтенант получает право умереть в бою…Мало кто знает, что в годы Великой Отечественной войны в составе ВВС Красной армии воевало уникальное подразделение — штрафная истребительная авиагруппа. Сталин решил, что негоже в условиях абсолютного господства германской авиации во фронтовом небе использовать квалифицированных пилотов в пехотных штрафбатах.
Страшное лето 1944-го… Александр Зорин не знал, что это задание будет последним для него как для командира разведгруппы. Провал, приговор. Расстрел заменяют штрафбатом. Для Зорина начинается совсем другая война. Он проходит все ужасы штрафной роты, заградотряды, предательства, плен. Совершив побег, Саша и другие штрафники уходят от погони, но попадают в ловушку «лесных братьев» Бандеры. Впереди их ждет закарпатский замок, где хранятся архивы концлагерей, и выжить на этот раз практически невозможно…
Диверсант… Немногим это по плечу. Умение мастерски владеть оружием и собственными нервами, смелость и хладнокровие, бесконечное терпение и взрывной темперамент в те секунды, когда от тебя, и только от тебя, зависит победа над смелым и опасным врагом…