Криворожское знамя - [10]

Огород! От одного этого слова кровь бросилась ему в голову. Арендованная земля ярмом висела на шее горняков. Работа на огороде, работа на шахте, опять на огороде и снова на шахте. Хозяева мансфельдского рудника знали, что делали. Каждому рабочему они навязывали полоску земли, чтобы приковать его к шахте. Когда Брозовский женился, его пригласили в кабинет штейгера.

— Неплохо ведь иметь свой клочок земли, Брозовский. Будет своя картошка, своя морковь, в хлеву — своя коза. Можно жить спокойно, станешь оседлым, не таким перекати-поле, как все городские.

Брозовский не понял скрытого смысла аренды. И когда штейгер навязал ему узенькую полоску земли, он подумал, что погреб, полный картошки, и впрямь лучше, чем пустая кладовка. Ему даже показалось, что теперь он сам себе хозяин.

Эти иллюзии давным-давно рассеялись. Когда горняки потребовали увеличения расценок, а им отказали — их, мол, не сравнишь с другими рабочими: у них своя земля, козы, свой картофель, — он понял, почему его так уговаривали взять ссуду на глиняную хибарку. Он стал сам себе хозяином, но уже не мог тронуться с места. Ссуда на дом, труд, вложенный в него, и огород связали его по рукам и ногам и удерживали на шахте.

Брозовский горестно вздохнул. Он понимал все. Владельцы мансфельдских рудников приковали своих рабочих к шахте и тем самым получили возможность диктовать им расценки.

Он плотно сжал губы. Когда же переписывать письмо, если надо запрягаться и перекапывать огород? Он понимал своего старшего. В его возрасте у человека совсем другое в голове. Не может он до и после смены только и думать что об огороде.

Несколько минут длилось молчание. Вальтер весело хлебал суп. Минна догадывалась, что происходит в душе ее мужа. Разговорам на эту тему не было конца, она их знала и — ненавидела. Мужчины больно высоко заносятся. А как добыть обед, об этом у них голова не болит. Она пододвинула мужу тарелку с мозговой костью.

— Дели.

Брозовский принялся очищать кость большим ножом. Мяса на ней было немного. Он положил жилистые кусочки на тарелку Вальтеру. Потом подставил ложку и, сильно стукнув костью, выбил из нее мозг. Что будет дальше, Вальтер знал заранее.

Отодвинув тарелку, чтобы не мешала, он навалился грудью на стол, вытянул шею, открыл рот и зажмурился.

— Рот открыть, глаза закрыть! Хоп!.. — Ложка в руке отца описала дугу. Мальчик подержал мозг на языке и с наслаждением проглотил его.

— Надо класть две кости, мам, и чтобы побольше мяса. Тогда сила будет. Ой, папа, а край-то поля еще не перекопан, — вспомнил он вдруг. — Мы ведь пойдем на огород? Уроков на дом не задано. Учитель хочет, чтобы в школе новый пол настелили. Учиться у него — одно удовольствие.

Брозовский снова глянул на жену. Она знала своего мужа и уже успела заметить, что у него совсем другие намерения. А потому решительно сказала:

— Пошли! А то как же? Ступайте, разгрузите тележку. Надо вывезти кормовую свеклу. Тележки три еще наберется.

Она убрала со стола. Брозовский вертел обглоданную кость в руках и смотрел на нее невидящим взглядом. Наконец он взял свою фуражку и вышел во двор. Вальтер выбежал вслед за ним.

— Надо еще ботву со свеклы срезать, — крикнул он отцу, который с мрачным видом смотрел на небо.

Тесный двор был похож на дно колодца. Задняя стена пятиметровой высоты была сложена из бута. За нею, вдоль гребня холма, пролегала соседняя улица. Жилой дом ограничивал двор спереди. Слева лепились сараи, справа к строениям соседа прислонился навес для тележки. Яма под удобрения возле каменной ограды и сколоченная рядом уборная почти не оставляли свободного места. Булыжник, которым был вымощен двор, никогда не видел солнца.

Брозовский отворил дверь хлева, взял серп, который был заткнут за перекладину на створке, и принялся отсекать свекольную ботву. Вальтер сбегал под навес и притащил корзину.

— Бросай ботву сразу сюда, папа. А я буду ее таскать в сарай.

Как только корзина наполнялась, он волок ее по проходу через хлев в маленький сарай. По пути он совал кроликам листья свеклы сквозь редкую сетку клетки. При его появлении пугливые зверьки стремглав бросались из верхних клеток в нижние, чтобы затем выглянуть из норы в задней глинобитной стене хлева. Кролики давно прогрызли задние доски клетки и отрыли себе норки в глиняной стене хлева, лепившейся к горе. Брозовский обычно и не знал, сколько животных в клетках. Крольчата показывались хозяевам уже подросшими. Только его жене удавалось выманить их всех. У нее они ели прямо из рук.

Над козой Вальтер тоже сжалился и бросил ей несколько листьев ботвы. Рядом в темноте возилась свинья. Недовольно хрюкая, она терлась боком о дверь и приподнимала ее рылом.

— «Этот год у вас не свинья, а заморыш какой-то, Минна, — сказал дядя Келльнер маме. — Совсем не оправдывает корма». А почему, папа? Как свинья может оправдать корм? — спрашивал Вальтер. — Нашу кормят три раза в день, а она не прибавляет в весе. Может, корм не годится?

— Просто в этом году не повезло, — ворчливо ответил Брозовский.

Вальтер хлестнул свинью кустом ботвы по щетинистому хребту. Она сразу забегала по хлеву не хуже кроликов.