Критский бык - [78]

Осознав допущенные ошибки, я скатала повесть в клубок и поведала Мише, что дальше, увы, я ничего не знаю, шпион не досказал. А в аэропорт Шереметьево 2 его занесли интересы службы, он встречал одну скандальную девушку, которой сам выправил фальшивые документы, но очень небрежно. Ей не довелось ступить на землю дивного острова, таможня не пропустила или паспортный контроль. В зале прилета мы с шпионом разговорились, а узнали друг дружку загодя, когда коротали время до никак не улетавшего лайнера неделю тому назад. За шесть часов мы наболтали историй на серию бульварных романов в мягкой обложке, соревновались, у кого лучше сложится. Шпион плёл байки в духе профильных боевиков, а я добавляла дамский элемент, сластила пилюлю любовью и мистикой. Но поскольку нам с Мишей отнюдь не нужен авиалайнер… Миша охотно согласился, направил свет лампы на платье цвета «мов», и оно долго служило витражным маяком всем случайным прохожим, кому не довелось добрести сквозь чащи до кирпичного флигеля с единственным так изощренно освещенным окошком.

О Мише могу сообщить секрет, его нарочито простецкие манеры оказались умелой стилизацией. При подходящем освещении изысканность его обращения повергала меня в шоковое состояние, откуда я выходила с трудом и явным ущербом для мыслительных процессов. Происходило нечто вроде эстетических и эмоциональных глюков, и долго, почти бесконечно я не могла отделаться от наваждения. Вот и той ночью упорно мерещилось, что лампа освещает за окном одну из граней изумрудного кристалла, в котором мы оба заключены обворожительно, но бесповоротно. Остальная реальность, как мнилось, проникает извне в виде оптических иллюзий, отсветами, отблесками и промельками, дробится на фасеточные отражения и неминуемо приобретает хрустально-изумрудный облик. Глюки, кто спорит, но выходить из под их власти с каждым разом становилось затруднительней, я отлично давала себе отчет, но и всё…

Посреди насыщенной ночи Мише вздумалось испить чаю, наверное, санитары из морга наряду с черепом внесли в обитель науки не одну бутылку, кроме того имел место «Абсолют» наряду с глупыми байками. От всего вкупе развилась отнюдь не духовная жажда и стала томить. Миша повлёкся к плите, вернулся с чаем, сервировал его на привычном ящике, а поверх лампы накинул травяное медицинское одеяние, посему ночное чаепитие явственно отливало зеленью, не хватало блуждающих болотных огней.

– А знаешь, что мне померещилось, – сказал Миша, опустошив вторую кружку и взявшись за своё далеко не ароматическое курение. – Твоя изумительная повесть слишком быстро кончилась, наверное, я тебе надоел. Хочешь, я досочиню, но не суди строго.

– Вот так случается открыть неведомый талант, – неохотно согласилась я. – Если сочинится, то можно сделать заявку на совместное творчество, сотня баксов за лист.

– Как, всего за страничку? – возрадовался Миша.

– Увы, за двадцать четыре, и ещё много чего, – пришлось разочаровать будущего соавтора.

– Хорошо, тогда я сочиню даром, – согласился Миша. – Вот если к твоей истории о похищенной девушке подстроить картинную галерею, примерно такую, как у Артура. Я вообразил, что покойный миллионер, перед тем, как ему умереть, закупил одну хитрую картинку. Снаружи товарищ Сталин с цветами и глазетами, а под ним вторым слоем полотно Рембранта. Скажем, некий художник надписал отца народов сверху, чтобы сохранить Рембранта от конфискации. Это будет как бы предыстория. Артист умер в ссылке, а полотно стало жить своей жизнью и попало к Артуру, когда товарищ Сталин из пугала обратился в товарную ценность. Миллионщик о том прознал, вычислил полотно, тайно купил у Артура и собирался вывезти за рубежи, чтобы продать по настояшей цене твоему морскому дракону. Они между собой сговорились, но дальше пошло, как ты рассказала. Богач отдал концы, в гостиницу послали девушку, но ничего ей не сказали. Зато следом пустили шпиона, чтобы он выведал цель свидания двух новых русских. Шпион вычислил покупателя, но о картине ничего не узнал, поскольку никто о ней не догадывался, даже Артур. Неплохо?

– А кто догадается, и что будет дальше? – спросила я. – Вот этого я пока не придумал, – сообщил Миша. – Надо немножко посоображать, пожалуй, наведаться к Артуру, поскрести товарища Сталина в районе сапог, вдруг что-нибудь выскребется. Для вымысла непременно нужны реальные подпорки, иначе конструкция валится.

В ответ на эти слова я промолчала в знак согласия и закурила свою сигарету для освежения атмосферы. Но видит Бог, я долго соображала, насколько была неправа! Незамысловатые манеры и облик заурядного киллера с окраины, как выяснилось, ввели меня не в одно, а во множество заблуждений одновременно.

Даже Валька не догадался бы при всём хитроумии так ловко раздразнить мое любопытство, заставить теряться в догадках, затем замолчать на полдороге и с концами. Миша просто сочинял баечку, чтобы угодить девушке, а когда ему надоело, бросил в районе сапог генералиссимуса, и привет всем горячий. Что хочешь, то и думай! А подпорки для вымысла – до этого Вальке в жизни не додуматься, разве что Паша Криворучко мог бы оценить.