Критская Телица - [109]

И в том, что за бронзовой решеткой непременно возникнет глухая дверь, умелец был уверен. Хорошенькое зрелище явил бы прильнувший к позеленелым прутьям, в голос ревущий андротавр! Первая преграда останавливала случайно забредавших сюда обитателей дворца, вторая — наглухо запирала само страшилище.

Кстати, именно вторая дверь внушала Эпею опасения, ибо прочностью и толщиной наверняка равнялась крепостным воротам. Сумеет ли он отворить ее в одиночку?

«Ладно, чего уж там!.. Рефий-то отворял? А мы с тобой не хуже...»

И в том, что человекобык обретается поблизости, — неподалеку от единственной своей кормушки, — а не шляется боги ведают в каких подземных переплетах, мастер не мог усомниться.

А надежду улизнуть от чудовища живым и невредимым вселяло одно дополнительное соображение...

Тоннель оказался длинен и делал два поворота под прямым углом: влево и вправо. Прошагав, в общей сложности, полный плетр, Эпей увидел перед собою то, что и ждал увидеть: главную дверь.

Выкованную из сплошного металла, неимоверно тяжкую даже на вид.

Как и внешняя решетка, лишенную навесного замка.

Сырой холод подземелья пробрал мастера до костей, сотряс легкой дрожью. Впрочем, дело, по-видимому, было не в одном лишь холоде...

Эпей остановился, перевел дух, пригляделся внимательно.

* * *

По всем правилам уложенная в деревянной телице, широко раскрытая, привязанная за тонкие запястья к маленьким бронзовым кольцам, Арсиноя до последней минуты втайне рассчитывала, что пара взбунтовавшихся негодяев просто вознамерилась учинить над нею какое-то замысловатое надругательство, а потом сбежать.

Эта перспектива скорее волновала, нежели пугала пресыщенную, истомившуюся по сладострастному разнообразию государыню. В конце концов, наутро начальник стражи велит перевернуть весь дворец, а в Розовый зал наведается лично, и все обойдется. Пускай сами потешатся, а заодно и добычу венценосную ублажат...

Но когда, захлопывая створки, Эпей начал весело разъяснять этруску суть озорной и коварной затеи, царица почувствовала прилив подлинного страха.

Эллин завладел перстнем, дававшим неограниченное право распоряжаться во дворце. Рефий же, единственный, кто наверняка почуял бы подвох и положил непотребству конец, издевается над Сильвией и, безусловно, отпустит красотку очень и очень нескоро.

Скверные, невыносимо тревожные предчувствия роились в мозгу Арсинои. Она попыталась высвободиться, начала напрягать мышцы своего точеного, изумительно стройного тела, — но Эпей не умел работать спустя рукава, изделие было точнехонькой копией того, что стояло в Священной Роще, — а уж угодившим в жреческую телицу женщинам особо извиваться и дергаться не доводилось.

Круторогий любовник обладал ими невозбранно...

Поняв, что все поползновения вырваться попросту бессмысленны, Арсиноя расслабилась, прижалась к шершавому войлоку разгоряченной щекой и, впервые за долгие годы, зарыдала.

Кого этот варвар вознамерился направить сюда? Каким образом? И что значит «нужных людей»?

Великий Совет?

Но Рефий просто-напросто даст им от ворот поворот...

Правильно. Только ведь Сильвию сейчас по ее же, Арсиноиной, просьбе, делают солдатской подстилкой, и Рефия, можно считать, временно и в природе не существует!

Знай царица, что Рефия не существует вовсе, и защитить ее от Алькандры попросту некому, она чувствовала бы себя неизмеримо хуже. Однако неведение чаще идет человеку во благо, нежели во вред.

Наплакавшись досыта, Арсиноя обессилела и задремала.

* * *

— Н-да, — еле слышно шептал Эпей, колдуя над замком — встроенным, столь же массивным, но гораздо более тугим, нежели удерживавший решетку, — здесь, похоже, стенобитная машина требуется. А ее-то как раз и не прихватили...

Тонкие, исключительно удобные отмычки, безо всяких затруднений справлявшиеся со сколь угодно сложными запорами, оказались бессильны против древней, по-видимому, очень тяжелой и боги ведали когда смазанной щеколды. Мастер ворочал закаленными щупами и так и сяк, надавливал, крутил; пробовал орудовать проволочным крючком, пытался нашарить зубцы вращаемых частей...

Безуспешно.

Время бежало.

Который час? — тревожно подумал Эпей. Задерживаться в этом окаянном подземелье сверх рассчитанного было бы, говоря мягко, непростительной глупостью.

Ведь, в самом крайнем случае, переполох уже обеспечен: царица исчезла, Рефий — тоже; скоро в гипокаустах вспыхнут амфоры с греческим огнем, Алькандра поднимет вооруженных моряков, Расенна устроит побоище у выхода из гавани... Зачем хватать через край, коль скоро Арсиною застигнут в любопытной позе, в прелюбопытнейшем месте; коль Идоменеевой династии грядет неизбежный каюк, и Афинам не придется платить кошмарной дани?

Каюк-то каюк, — рассудил Эпей, — но вот неизбежным он сделается лишь если андротавр особу свою критянам явит в полном блеске... Тут уж самых толстокожих проймет! А ну, за дело, приятель...

Щеколда продолжала упорствовать.

Градом катившийся по лбу Эпея пот заливал и щипал глаза, мешал сосредоточиться. Да и что проку сосредоточиваться, ежели инструментишко против эдакой махины бессилен? Все равно, что иголкой боевые доспехи проковыривать...