Критика криминального разума - [15]

— Разве вы не там меня разместите?

— О нет, сударь, — тут же возразил он. — Мне приказано отвезти вас совершенно в другое место.

Внезапно я почувствовал неописуемую усталость, словно ко мне самому приложили не один десяток пиявок. Я понял, что совершенно бессмысленно что-либо обсуждать с таким непробиваемым субъектом. И покорно последовал за ним к экипажу, подобно жертвенному агнцу, ведомому на заклание.

Глава 4

Карета медленно тронулась. Из-за свежевыпавшего снега на булыжной мостовой лошади нервничали, да и кучер правил ими как-то неуверенно. Стук колес эхом отзывался от высоких стен темных каменных строений, расположившихся по обе стороны узких улочек, по которым пролегал наш путь. Однако я не обращал никакого внимания на окружавший меня пейзаж. Все мои мысли были обращены к поверенному Рункену. Значит, он не ждал меня. Он не имел ни малейшего представления о том, кто я такой и почему прибыл в город. С какой стати тогда меня направили на встречу с ним? Если не он рекомендовал меня государю, то кто же? Рункен сам признался, что ожидал приезда эмиссара из Берлина. В столице королевства находится управление Тайной полиции. По-видимому, он ожидал какого-то поверенного оттуда, специалиста в политических убийствах. Неопределенность, возникшая из-за поведения Рункена, а также масса так и не прояснившихся вопросов, вызванных теми официальными документами, что мне было позволено прочесть по дороге в Кенигсберг, повергли меня в состояние, близкое к отчаянию. И уж совсем печальным было практически полное отсутствие у меня надежного помощника, которому я мог бы полностью доверять. Сержант Кох — мелкий чиновник, не более чем плохо информированный посыльный, способный лишь на буквальное исполнение приказаний.

Хриплые крики чаек прервали мои размышления. Я отвел штору и выглянул из кареты, и мгновенно мне в нос ударила резкая вонь гниющей рыбы с тошнотворным привкусом водорослей. За узенькой песчаной гранью далеко на север тянулась бесконечная и беспокойная серая морская гладь. Был отлив, и небольшой флот из рыбацких лодок неуклюже выстроился неподалеку; мачты и снасти напоминали лес из острых льдин. Весь берег представлял собой полностью обледеневшую поверхность, за исключением узенького и быстрого водного потока в устье реки. В него, подобно вытянутой руке, врезался черный каменный пирс. К волнолому были пришвартованы высокие трехмачтовики, напоминавшие мертвых китов, которых вот-вот должны втащить на берег. Грузчики с мешками и тюками на спинах сновали вверх и вниз по сходням, а старые подъемники скрипели и кряхтели под тяжестью загружаемых и разгружаемых товаров. За исключением повсеместного присутствия солдат на улицах, я впервые со времени своего приезда в Кенигсберг узрел признаки жизни. Город славился трудолюбием жителей, практичностью и прижимистостью торговцев. Да и неудивительно, ведь это самый обширный порт на всем Балтийском побережье. До определенной степени с ним могли поспорить лишь Гамбург и Данциг, но ни тот ни другой не могли сравниться с Кенигсбергом в общем тоннаже пропускаемых грузов. Как правило, рассказывал Кох, за обычный день десяток кораблей из самых отдаленных уголков земли выстраивался у здешнего пирса, а другой десяток снимался с якоря и уходил в противоположном направлении. Рабочие бегали по дорожкам, соединяющим пакгаузы с причалом, подобно муравьям, несущим зерно в муравейник. Один из тех кораблей, что сейчас предстали моему удивленному взору, приплыл из тропических джунглей Южной Америки с грузом пиявок для армии.

— Куда вы меня везете, герр Кох? — спросил я.

— В вашу гостиницу, сударь. Она находится у пристани. Конечно, далековато, признаюсь, но экипаж всегда будет…

— В гостиницу? — выпалил я. — Как какого-нибудь коммивояжера?

Неужели это еще одна попытка унизить меня? Я перенес уже достаточно ударов за сегодняшний день. Вначале Рункен отказывается признать, что когда-либо слышал мое имя. Затем выясняется, что я при свете полной луны должен встретиться с печально известным алхимиком. И вот теперь я узнаю, что и поселиться вынужден буду на постоялом дворе в компании контрабандистов и пиратов на огромном расстоянии от Крепости и здания суда, где должен был бы находиться по праву.

— Я ведь не развлекаться в Кенигсберг приехал, сержант, — напомнил я ему.

— Мне были приказано привезти вас сюда, — ответил Кох.

Именно в это мгновение я начал понимать, что относительно меня существует некий план, разработанный до мельчайших подробностей. Мое знакомство с Кенигсбергом напоминало последовательность тщательно продуманных па придворного танца. Я следовал от одного к другому под руководством неразговорчивого танцмейстера Коха. Но кто же заказывал музыку? И с какой целью?

— Остается только надеяться, что место, отведенное мне, будет удобным, — пробормотал я себе под нос, когда карета остановилась перед старинным краснокирпичным зданием с ребристой неровной крышей. Над центральной трубой неистово вращался флюгер в виде корабля с раздутыми ветром парусами. Среди ночной темноты ярко выделялось матовое стекло эркера, мерцавшее янтарным огнем, свидетельствовавшим о том, что внутри пылает большой камин. Это было, пожалуй, первое, что за целый день вселило в меня хоть какую-то надежду. Деревянную табличку над дверью так залепило снегом, что прочесть название гостиницы было практически невозможно.