Критические статьи - [24]
Когда кончили, он по нескольку раз проиграл еще одни отдельные места симфонии и по косточкам разобрал всю до мельчайших подробностей. Между прочим, он дал мне несколько мелких, но практических советов относительно аранжировки (плод очень внимательного отношения к симфонии), на случай если я буду издавать симфонию вторым изданием; где, например, написать октавой ниже и поставить над этим 8>~ для удобства чтения. В различных местах у него были еще раньше сделаны карандашом всякие пометочки, NB, кое-где поставлены пропущенные в корректуре знаки — диезы, бемоли.
Когда мы кончили, он сказал: «Мы знаем мало вашей музыки, но зато, как видите, изучили вас весьма основательно». Потом он и баронесса стали настойчиво просить, чтобы я спел мои романсы и показал что-нибудь из оперы. От пения я решительно отклонился. «Ведь у Глинки тоже не было настоящего голоса, однако он пел свои вещи», — приставала баронесса. Чтобы отвязаться, я сыграл им один женский хорик, который обоим очень понравился. Наконец я в свою очередь стал просить, чтобы Лист что-нибудь сыграл. Они взяли с меня слово, что я еще приеду к ним в Веймар, покажу мою 2-ю симфонию и т. д. Лист приставал, нет ли у меня манускриптов, чтобы я показал ему. Порешили, что я приеду в субботу на урок к нему, а вечером к баронессе, переночую в Веймаре и буду в воскресенье на matinée. Лист сел за фортепиано и сыграл рапсодию свою и еще что-то, не помню чье. Играл, впрочем, не много: было уже поздно!
В 12 часов мы разошлись. Я проводил Листа (который плохо видит ночью) под руку до квартиры его, но он все-таки проводил еще меня до угла, чтобы направить на ближайшую дорогу к моему отелю.
Утром я уехал в Иену и в тот же день телеграфировал Б[есселю], чтобы он прислал Листу мою Вторую симфонию и некоторые романсы.
Иена 18 июля 1877 год
Я тебе писал, что Лист пригласил меня на субботу (14 июля) к себе, на занятия с учениками, затем на matinée в воскресенье; кроме того, баронесса просила меня на субботу вечером, к чаю. В пятницу я получил телеграмму от нее, где она напоминает мне, чтобы я завтра, то есть в субботу, непременно был у нее. Я поехал в субботу, по обыкновению, в 11 час. 52 мин. и, пообедав, направился прежде всего к Т. Каково же было мое удивление, когда Т. сообщила мне, что занятия учеников у Листа были вчера, то есть в пятницу вместо субботы. Оказалось, что концерт в Киссингене не состоялся. Т. не уехала и снова упросила Листа переменить субботу на пятницу. Meister, избаловавший вконец m-lle Verà, опять не мог отказать ей и перерешил. Посидев у Т., я отправился с ней к Листу. Поводом к тому, что мы отправились вместе, послужило, между прочим, одно обстоятельство: мне хотелось узнать, как играют у Листа «Исламея» Балакирева, и я просил Т. сыграть «Исламея», она сказала мне, что давно не играла его, а на своем, довольно тугом, новом рояле она не сыграет хорошо, а если бы мы пошли к Листу, то там она сыграет лучше, так как рояль у Листа слабее. Мы порядком-таки порасколотили там рояль, сказала Т. — «Вы только скажите Листу, что вам бы хотелось знать, как <я> играю „Исламея“, он сейчас же заставит меня сыграть при вас. Вот увидите!» — Так и вышло; только что я заикнулся об «Исламее», Лист сейчас же сказал: «Ma chère m-elle Vérà! Jouez-nous „l’Islamey“. Vous verrez comme elle le joue bien!»[70] — обратился он ко мне. Нужно заметить, что у Листа мы нашли еще ту самую пианистку Scheuer из Дюссельдорфа (с которой я ел вишни на крыльце в Иене, после концерта) и еще очень хорошего пианиста Луттера. Scheuer доигрывала последнюю часть концерта Грига, а Луттер на другом инструменте (пианино) изображал оркестр. Это была репетиция; концерт предполагалось играть завтра на matinée. Кончив его, они тотчас же и ушли. Мы с Т. остались одни у Листа. Она прекрасно сыграла «Исламея», хотя в темпе несколько более медленном, чем играл его Н. Г. Рубинштейн. Что за сила! Что за механизм!.. Затем мы болтали с Листом о музыке, об операх [А.] Рубинштейна, которые лежали у него на рояле. Потом он уселся за рояль, желая показать кое-какие места в этих операх. Сыграл увертюру к «Нерону», танцы и еще кое-что; затем я сказал ему, что танцы в «Демона» лучше. «Дайте-ка сюда ,,Демона“! — сказал Лист, — я не знаю этих танцев». Я дал «Демона», отыскал танцы, и он проиграл их все. Потом показывал еще кое-какие вещицы, частями. Мне это напомнило совсем балакиревские вечера. Лист сидел за роялем; я — по правую руку, переворачивал ноты, а Т. по левую его руку. И как это приятно было слушать Листа совсем уже по-домашнему! Играл он тоже à la Balakireff, дополняя в аранжементе то басы, то средние ноты, то верхи. Мало-помалу из этих импровизированных дополнений начала вырастать одна из тех превосходных транскрипций Листа, где так часто переложение фортепианное бывает неизмеримо выше самой музыки, составляющей предмет переложения. Лист импровизировал довольно долго. Когда он кончил, мы с Т. собрались уходить.
