Кристина - [42]

— Да. Но ты уверена в себе? Ты счастлива? Ах, если бы был жив твой отец!

— Я ужасно счастлива, — ответила я, и это была правда. Я была на верху блаженства, и ощущение счастья было настолько сильным, что все предметы в комнате казались словно бы в тумане, и единственное, что я видела сквозь этот романтический туман, было осунувшееся лицо Эмили.

Потом громким испуганным голосом, словно толкаемая чувством долга на что-то дурное и постыдное, Эмили сказала:

— Если ты ничего не знаешь об этом, то я тебе помочь не могу. Ты должна спросить у кого-нибудь другого. Тебе, должно быть, надо это знать… — и она выбежала из комнаты.

Вернулся Нэд.

— Что случилось?

— Ничего.

— Но у нее был такой вид!

— Она подумала, что я, возможно, несведуща в некоторых вопросах жизни, — ответила я неохотно. — Это все, о чем она могла подумать в такую минуту. Она чувствует себя ответственной за меня.

Нэд расхохотался.

— Не надо, — попросила я.

В этот вечер мы впервые побывали в ресторане, расположенном в одной из речных заводей в Ричмонде. Впоследствии мы стали часто бывать здесь. Мы сидели в полутемном, словно специально созданном для влюбленных баре и смотрели на густую темную воду заводи, прорезаемую, словно стрелами, бледными тенями проплывающих лебедей.

Нэд крепко, до боли сжимал мою руку.

— Ты так много значишь для меня, Крис. Я не думал, что способен на столь сильное чувство. Ты не представляешь, как я счастлив.

Из зала для танцев доносилась популярная мелодия, нежная, сладостная, томящая душу.

Мне всегда немного жаль тех мужчин или женщин, чьи возлюбленные глухи к музыке. Мелодия, так много говорившая мне, ибо я слушала ее вместе с Нэдом в момент острой радости или печали, ничего не говорила ему, ибо он не мог бы отличить ее от любой другой. Я думала, что она может преследовать меня в моих воспоминаниях, а в его памяти для нее просто не будет места, и это воздвигало барьер между нами. Запомнившиеся мне мелодии не всегда непосредственно связаны с моментами, когда я впервые услышала их. Например, одна банальная песенка даже сейчас способна невыразимо тронуть меня, ибо напоминает о том, что было двадцать лет назад и кануло в вечность; она заставляет приближаться к краю пропасти и, рискуя упасть, заглядывать в нее.

— Что они играют? — спросила я Нэда.

— Не спрашивай меня. Единственный мотив, который я способен узнать, — это «Боже, храни короля», да и то потому, что в это время все встают.

Потом мы гуляли в парке. В воздухе пахло травой, росой и речной прохладой.

«Незабываемое, незабытое»… — напевал Нэд, сжимая мое плечо. — Видишь, и я тоже могу быть поэтом, когда захочу. Не такой уж я безнадежный обыватель. — Свет фонарей падал на георгианские особняки, величественные и прекрасные в своей простоте и безыскусности, смягчая густой красный цвет кирпичных фасадов до нежной розоватости румянца тетушки Эмили. — Мне хотелось бы когда-нибудь поселиться здесь. Но поначалу нам придется довольствоваться самым малым.

Я не хотела довольствоваться малым. Мое будущее представлялось мне как нечто величаво спокойное, полное простора и достатка.

Впрочем, мое огорчение длилось не более секунды. Юность готова быстро свыкнуться с любой новой мыслью. В следующее мгновение я уже видела себя в маленькой очаровательной квартирке из трех комнат с ванной. Эта картина показалась мне даже более привлекательной, чем первая. Я сама буду заботиться о Нэде, свою любовь я докажу ему вниманием, умением вести хозяйство.

— С тобой мне везде будет хорошо, — сказала я.

Он порывисто прижал меня к себе. В парке было пустынно, но даже если бы это было не так, в этот момент для него существовали только мы одни. Снова каким-то чужим, испугавшим и тронувшим меня голосом он сказал:

— Это правда? Ты действительно так думаешь? Ты должна любить меня, Крис, должна любить так, как я люблю тебя, иначе я не выдержу. — Рука его коснулась моей груди. — Ты потом поймешь.

И тут я заговорила, взволнованная чувством, которого никогда не испытывала раньше, чувством, которое, казалось, требовало жертв, больших жертв ради любимого.

— Ты старше меня. Если тебе трудно ждать… то только для тебя… я никогда никому не говорила этого. Я не смогла бы, только тебе…

Он немедленно отпустил меня. И прежде чем он произнес первое слово, я почувствовала холод, которым повеяло от него.

— Как можешь ты быть такой дурой? Никогда не говори мне подобных вещей!

Этого никогда бы не случилось, не будь я так молода, не случилось бы и других вещей, но тогда я еще не понимала этого. Я унизила себя до того, что стала уверять его в своей чистоте. Он сказал, что не сомневается в этом, но я никогда не должна говорить того, что может быть неправильно понято людьми, плохо знающими меня. Я сказала, что сделаю все, что он скажет, что буду слушаться его и вверяю ему свою судьбу. Когда он решил, что я достаточно прочувствовала свою вину, он обнял меня и целовал до тех пор, пока я чуть не задохнулась от счастья и была на грани истерических слез. Но где-то внутри меня поднял голову маленький, трезвый, настороженный критик.

Глава VII

В следующее воскресенье Нэд повез меня знакомить со своей семьей. Он жил с отцом и матерью. У него была еще овдовевшая сестра старше его на десять лет, которую, мне кажется, он недолюбливал. Я так боялась этого визита, что накануне буквально засыпала его вопросами. Какие они? Как выглядят? Смогу ли я понравиться им? Как мне следует себя вести? Я не знала, как лучше подготовиться к этой встрече. Когда Нэд сказал, что его сестра не переносит косметики, а мать ничего не имеет против, я попыталась выяснить у него, кому мне следует больше понравиться, и просила хотя бы предположительно сказать, какого мнения в данном случае может придерживаться его отец.