Кристина - [26]

Дюжину по полкроны за штуку!

Он сунул мне в руки охапку цветов.

— Я не могу взять их, — запротестовала я.

— Но они уже ваши. Проводить вас?

Я попросила его не делать этого.

— Мне было хорошо с вами, Кристина. Благодарю вас.

И он дружески подтолкнул меня вперед по тротуару.

Захмелевшая от счастья и выпитого вина, все еще со стыдом вспоминая инцидент с пальто, подавленная мыслью о резком контрасте между чудесным, несколько пугающим раем, в котором я только что побывала (и откуда с облегчением вырвалась), и неприглядной пустотой, которая ждет меня в конторе, я медленно брела по площади Ватерлоо, огибая памятник героям Крымской войны, который сзади напоминал неопрятную постоялицу меблированных комнат в папильотках и ночном капоте. Я смотрела на букет у меня в руках. Как я объясню это мистеру Бэйнарду? Что он подумает? Что подумает мистер Фосетт?

Я просто не знала, что делать. Как мне избавиться от этих цветов? Одна гардения уже пожелтела по краям, словно опаленная огнем. Я не могла бросить их в водосточную канаву, на это сразу же обратят внимание. Отдать их какому-нибудь прохожему, или нищему, или ребенку? Но подходящие люди не попадались мне навстречу, а часы уже показывали двадцать пять минут третьего.

Оставался лишь один выход. В душе молясь, чтобы прохожие подумали, будто мой прадед погиб под Инкерманом, я почтительно приблизилась к памятнику, на мгновение склонила голову и, церемонно опустившись на колено, положила букет у подножия, а затем, словно за мной гналась стая волков, пустилась бежать в контору.

Мистер Бэйнард холодно встретил меня.

— Вам известно, что вы опоздали на десять минут? Младшим служащим полагается завтракать час, но не больше. Да, вас кто-то спрашивал по телефону. Какой-то мистер Скелтон. Не будете ли вы любезны впредь предупреждать наших друзей, чтобы они не звонили вам в контору по личным делам?

Глава XI

— Он будет еще звонить?

— Не знаю, не спрашивал, — буркнул мистер Бэйнард. Он уже чувствовал приближение очередного насморка. — Не интересовался! — злобно рявкнул он, за секунду до того как мучительно расчихался.

Я тихонько села за свой стол, не желая вызывать еще больший гнев на свою голову, — я мечтала, чтобы из нее как можно скорее выветрился хмель. Я попыталась разобраться в том, что произошло со мной сегодня. С замиранием сердца я думала о Нэде Скелтоне, хотя это не было возвращением моего первого бурного чувства. Я с трудом могла вспомнить, как он выглядит, — восемь месяцев немалый срок. Время после обеда тянулось медленно, и вскоре я устала вздрагивать от каждого телефонного звонка. День клонился к вечеру. Длинной полосой опустился туман, оставив различимыми лишь первые ряды деревьев в Сент-Джеймском парке. На фоне желтой ваты тумана они стояли неподвижные и словно отлитые из чугуна.

В четверть шестого раздался его звонок. К счастью, я была одна в комнате, заканчивая письма, которые в последнюю минуту продиктовал мне мистер Фосетт. Мистер Бэйнард, ища спасения от насморка, ровно в пять нахлобучил шляпу и поплелся сквозь туман домой.

— Я не уверен, помните ли вы меня, — услышала я голос, который никогда бы не узнала, если бы не была предупреждена. — Мы познакомились на танцах. Вчера, играя в клубе в скуош[16], я встретил вашего приятеля Виктора. Он сказал мне, где вы работаете. — Голос умолк, словно ждал ответа.

Наконец я пролепетала в трубку, что очень рада.

— Не согласитесь ли вы покататься со мной на машине. Не сегодня, конечно, учитывая погоду.

— С удовольствием.

— В таком случае я еще позвоню вам.

— Это не совсем удобно.

— Понимаю. Тогда дайте мне ваш адрес. У вас дома есть телефон?

Узнав, что нет, он небрежно выразил свое сожаление. Обычно он лишь в последнюю минуту знает, будет ли свободен. Диктуя ему адрес, я почувствовала, как задета моя гордость. Почему он говорит со мной таким уверенным, таким деловым и странным тоном? Он напомнил мне мистера Бэйнарда, разговаривающего с младшими служащими. Поэтому я сказала:

— Я тоже не всегда располагаю своим временем и не всегда знаю, когда буду свободна.

— Вы освободитесь для меня, — сказал Нэд Скелтон, — я позабочусь об этом.

Он повесил трубку. Разговор этот оставил чувство беспокойства и неудовлетворенности. Меня охватила тревога, зашевелились забытые надежды. Мне же совсем не хотелось, чтобы они снова подняли голову.

Я становилась взрослой и твердо решила покончить с глупыми мечтами. Зачем он беспокоит меня своими звонками, да еще так, словно бы уверен, что я сижу и жду их? У меня только что было свидание с миллионером. Точно в сказке, я получила в подарок букет из двенадцати гардений. Жаль, что он не знает этого, не понимает, что именно со мной это может случиться.

Я сложила аккуратной стопкой письма, положив на каждое конверт, и понесла их мистеру Фосетту на подпись.

Мистер Фосетт шумно вздохнул.

— Я задержал вас, мисс Джексон. Бегите-ка домой, а то будет трудно добираться. О-хо-хо!

Я действительно с трудом добралась домой, ибо туман сгустился и автобусы двигались по Пикадилли не быстрее пешеходов. Уличные фонари едва пробивали густую мглу, и в словно разделенных на отдельные нити полосах света клубился и полз туман. Тускло светились витрины, и даже сверкающие огни за окнами уютных клубов казались горстью круглых, без блеска рубинов. Густой удушливый воздух и выпитые бокалы мартини вызвали одну из тех жестоких головных болей, которые волей-неволей заставляют оценивать все лишь с точки зрения трезвого разума. Я знала, что мой миллионер уже забыл меня, и каким бы ярким воспоминанием он ни остался в моей жизни, в его я пройду лишь бледной тенью. Я знала, что мне не хочется видеть Нэда Скелтона, что он груб и наверняка недобр.