Крики в ночи - [41]

Когда Эстель рассказала, что́ мы разузнали этим утром, Эмма долгое время молчала. Она с рассеянным видом вертела в руках кофейную ложечку. Я дотронулся до ее руки, и ее кожа показалась мне сухой и холодной, как у змеи. Да, безусловно, сказывалось действие снотворного.

— Насколько далеко вы заглянули? Я имею в виду — по времени? — вдруг спросила она.

Удивленная Эстель пояснила:

— На тридцать семь лет назад.

— Я это к тому, что достаточно ли далеко для того, чтобы уяснить, почему дети Сульта вели себя таким образом?

— Это были странные дети. Из странной семьи.

— А! — на губах Эммы мелькнула слабая, кривая, чуть ли не надменная улыбка. До нашей свадьбы у нее был короткий роман с психиатром, и что-то от его циничного отношения к человеческой натуре пристало к ней. — Как же они дошли до этого, дети из такой приличной семьи? Что довело их до сумасшествия?

Эстель нахмурилась, стрелки морщин залегли на ее лбу.

— Разве Сульты не участвовали в войне? — настаивала Эмма.

Я понял по реакции Эстель, насколько болезненным был этот вопрос. Война все еще оставалась свежей раной.

— Конечно.

— Заводы ведь находились на юге?

— В Тулузе и Марселе.

— И что же случилось с авиационным производством? — тихо спросила Эмма.

Эстель явно увиливала от ответа:

— Мне нужно проверить…

— Давайте выпьем еще по чашечке кофе, — предложил я.

Мы видели, что Эстель чувствует себя не в своей тарелке, но она все же пыталась ответить на наши вопросы.

Кто были Сульты? Династия, основанная отцом Марселя, пионера авиации, который летал еще с Блерио и Грэхем-Уайтом. В 1940 году он передал все дела Марселю. Завод в Тулузе выпускал истребители, но затем Франция потерпела поражение и Петэн приказал остановить производство. Что происходит с военным заводом, когда страна проигрывает войну? Правительство Виши переключило заводы Сульта на выпуск кастрюль и лампочек? Но все было не так просто. Переоборудование действительно началось, однако немцам вскоре надоело играть с Виши и они оккупировали всю страну.

— И что же они начали выпускать? — настаивала Эмма.

— Ну… это… — Эстель покраснела под загаром. — Они… мы… снова производили военную продукцию.

— Для немцев?

Она кивнула. Не самая славная глава в истории Франции.

— А-а, — вздохнула Эмма, будто доказала что-то и выиграла. — И какую же продукцию? Военные самолеты?

В конце концов Эстель, хотя и с оговорками, признала факт сотрудничества Сультов с оккупантами.

— Нет-нет, только компоненты. Комплектующие части. Не сами самолеты. Завод в Тулузе переключился на детали для ракет, для «Фау-1» и «Фау-2».

Эмма откинулась назад, допила кофе и стала собирать свою сумку.

— И вы говорите, что дети сошли с ума. Дети Марселя? Сколько им было тогда?

— Они родились во время войны…

Эмма наконец собралась.

— Я так устала. Ты должен отвезти меня назад, Джим. — И затем, как прощальный выстрел: — Что случилось с семьей Сультов в конце войны?

— Не знаю, — призналась Эстель.

Эмма попросила меня оплатить счет и протянула руку Эстель:

— До свидания.

Мы оставили Эстель в Понтобане и поехали назад в свой неприветливый дом. Эмма развалилась на сиденье. Похоже, поездка утомила ее столь же сильно, как и меня.

— Я собираюсь проверить это, — сказал я. — Что случилось с фирмой Сульта во время и после войны? Что привело к тому, что двое детей сошли с ума?..

— Не знаю и знать не хочу, — отрезала она. — Делай, что тебе заблагорассудится. Это ты привез меня сюда.

— Дорогая… прошу тебя. Это может пролить свет на то, что случилось с нашими детьми.

— Они мертвы так же, как и дети Сульта, — прошептала она. — Не пытайся уверять меня, что это не так.

Я покосился на нее. Лицо ее было бескровным. Я знал, что ничего хорошего пребывание в этом месте, с его жарой и атмосферой таинственности и страха, ей не принесет.

— Почему ты не хочешь поехать домой, дорогая?

Она взвилась, словно подозревая заговор:

— Почему я? А ты, а твоя работа?

— Я?

Я даже не обдумывал такую возможность с тех пор, как все, ради чего я работал, вылетело в трубу.

— Тебе надо позвонить в офис.

— Я звонил Бобу несколько раз, пока ты болела. И Джону Симпсону. Боб сказал, что они справятся и без меня.

Я работал по шесть дней в неделю, но что теперь все это значило, когда все разбилось вдребезги? Пустующие поля и покосившиеся изгороди. Заброшенная земля. И все же я не мог уехать отсюда.

— Я останусь. Но тебе, дорогая, все же лучше уехать домой.

— А зачем ты остаешься?

Снова этот пытливый взгляд, полный подозрения, будто весь этот кошмар организовал я.

— Я все еще думаю, что мне следует быть здесь, чтобы помочь полиции.

— А как же твоя работа?

— К черту ее!

Мы проехали Шенон и свернули на дорогу к дому. Гряда холмов вдалеке, где зарождались грозы, перед ними пастбища, коровы щиплют сладкую траву.

— Дорогая, тебе действительно незачем здесь оставаться.

— Я подумаю об этом.

— Хорошо.

— Если я уеду, ты будешь встречаться с этой женщиной?

— Сомневаюсь.

Как и Эмма, я не мог оторваться от полоски смешанных деревьев: дуба, ясеня и ореха, где были найдены дети Сульта. Дом специально построен фасадом к месту трагедии, и все же это почти ни о чем нам не говорило, не давало никакой подсказки. Припаркованная полицейская машина стояла у нашего временного пристанища. Его каменные кремово-белые стены блестели на солнце, виноград, цеплявшийся за карниз, был весь в цвету.