Крики в ночи - [40]

— Пожалуйста, — настаивал я. — Я должен знать.

— Я нашла газетные репортажи, — прошептала она. — Ле Брев был там, когда они обнаружили тела. Его имя упоминается в расследовании. А второй полицейский — это Элореан.

— Я знаю, знаю. Но почему не назывались их имена? Чьи это были дети?

Момент интимности наступил и прошел. Она отодвинулась от меня.

— Не надо нам этого делать. Я не нравлюсь твоей жене.

— Эстель, просто скажи мне.

Я снова начал нормально мыслить и выстраивал логические связи. Эти вырезки, сохранившиеся в книге. Богатство Элореана. Каким-то образом все это было связано одной нитью.

— Кто купил его? Кто дал деньги?

— Это были дети важных родителей.

— Чьи? Чьи именно?

— Сын и дочь Марселя Сульта. Его испорченные детишки.

Она стала рассказывать, и прошлое оживало предо мной. Тридцать семь лет назад по этим краям прокатилась серия маниакальных поджогов. Просматривая газетные архивы, она восстановила картину целиком. Затем поджоги внезапно прекратились. После того как в лесу обнаружили двух сожженных детей. Сенсационная история: два испорченных отпрыска богатой семьи, мальчик постарше и девочка, единственные дети Марселя Сульта, главы авиационной компании «Сульт-Франс», сына человека, который стоял у истоков французской авиации, владельца двух огромных заводов в Тулузе и Марселе.

— Что же там случилось?

— Я пытаюсь это выяснить. Официально отрицалось, что дети Сульта виновны во всех этих поджогах. Не забывай, что эта провинция Франции надежно хранит секреты, а Сульты были очень влиятельны, даже могущественны. Очевидно, дети играли в каком-то шалаше, когда он нечаянно загорелся. Мальчик, Анри, попытался спасти сестренку, но их обоих поглотил огонь… Устроили грандиозные похороны. К этому времени месье Сульт уже умер, ходил слух, что с его смертью пришел конец династии. Его вдова стала затворницей.

— А поджоги после этого?..

— Больше никаких сведений я не нашла.

— То есть они действительно погибли там? Эти двое детей?

— Да.

Я убрал свои руки подальше от нее, представляя, как Мартин и Сюзанна исследуют эти леса и натыкаются на злосчастную поляну. Мы могли ведь там устроить пикник. Но они, конечно же, не были там: мы ведь только что приехали.

— Мне очень жаль, — снова пробормотала Эстель. — Такая страшная история.

Мне стало нехорошо, когда я представил себе огонь и их крики, хоть и минуло столько лет. Но ничто не могло помочь мне. Как объяснить, что двое моих детей исчезли и, возможно, мертвы? Какая может быть тут связь? Эстель снова заплакала. Она поняла меня.

— Дом, в котором вы остановились, был перестроен так, чтобы окна фасада выходили на место пожара. Поэтому Ле Брев и привел тебя туда.

— Господи милосердный!

— В те времена все эти места принадлежали Сульту.

Сердце мое бешено забилось. Книга о Святой Терезе в переплете из дорогой тисненой кожи сохранилась, наверное, с тех самых времен.

— Кому принадлежит дом сейчас?

Эстель вытерла лицо.

— Не знаю. Разве это важно?

Я считал, что важно. Предположим, моих детей выбрали не случайно, их приметили и похитили какие-то темные и жестокие силы. Я цеплялся за слабую надежду, что, поскольку тела их не найдены, они все еще могут быть живы. Но почему все-таки их похитили? Случайно? Это казалось маловероятным. Как часть какой-нибудь другой сумасшедшей схемы? Но если так, то кто ее замыслил и зачем?

Я с ужасом вспоминал всякие истории о похищениях и потайных местах, где садисты истязали свои жертвы. Мой ум отказывался сосредоточиться, потому что все это казалось сумасшествием. Эстель обняла меня и поцеловала.

— Прости меня, — сказала она.

— Что, черт побери, произошло?

На горле у нее пульсировала жилка, она лишь покачала головой:

— Ничего особенного. Ничего. Дальше нечего узнавать. Ты должен держаться.

По-французски ее слова звучали сильно. Я знал, что должен отвергнуть ее. Пора возвращаться к Эмме.

— 13 —

Эмма сидела на скамейке в тени платанов. Сначала она нас не заметила, похоже, погрузилась в мысли, смотря прямо перед собой, не замечая ни городского шума, ни проносящихся мимо машин, ни прохожих. Когда мы подошли к ней, она окинула нас подозрительным взглядом, и я испугался за душевное состояние жены. Что-то внутри нее проснулось в ответ на почудившуюся ей угрозу. Другая женщина взбудоражила ее. Эстель возродила ее к жизни.

Эмма сидела и смотрела на нас, притихшая и какая-то отстраненная. Может быть, сказывалось действие таблеток, а может, она принимала какое-то решение. Она выглядела истинно по-английски, когда отложила газету и поправила летнее платье от «Марка и Спенсера».

— Привет.

Эстель уже пришла в себя. Она улыбнулась:

— Думаю, что мы кое-что выяснили. Давайте пойдем что-нибудь выпьем.

Эмма не смягчилась, но, по крайней мере, приняла предложение, и мы отправились в ближайшее кафе — одно из многочисленных заведений, раскинувшихся у реки. Мы сидели за белым столиком, под тентом в полоску, как будто не случилось никакого кошмара и наши дети были в безопасности. Но нет, я все время помнил о том, что они остались в прошлой жизни, дверь в которую захлопнулась. Я боролся с жарой и шумом бестолкового разговора, который сливался со звуками разбивавшейся о плотину воды, извергавшей брызги и пенившейся. Из головы не выходили эти две смерти в лесу и игрушки, украденные прошлой ночью.