Крики в ночи - [12]

— Тебе совершенно не нужны эти тряпки.

Жара просачивалась через крышу, и пот бежал у меня между лопатками. Дождь приближался, и мы видели танцующие вспышки молнии в темноте.

— Что ты имеешь в виду? Тебе не нравится?

— Нравится, конечно. Но, знаешь…

— Я озябла, — сказала она.

— Озябла?

— Внутри.

Я знал, что лучше не спорить. Ночью мы снова становимся произведением своих родителей. Мое детство там, в Пенсильвании, прошло в атмосфере разрушенной семьи, с отцом, приходящим от случая к случаю, в то время как мама с трудом тащила младших Фрилингов, двоих парней и девчонку, работая на износ в финансовом отделе магазинов «Димант». Эмма же была единственным ребенком, сама себе на уме, оберегаемая любовью и стабильностью родителей в Хэмпшире, в Англии, где ее отец-полковник вышел в отставку.

«Джим, мальчик мой, Джим, мальчик мой, — услышал я предостерегающий голос мамы, хотя она умерла уже два года назад, — всегда уступай даме. Не важно, что они говорят, не спорь с ними, сынок. Ты понял, Джим?» — и, когда я кивнул, она обняла меня.

Все же я надел пижаму и лег в кровать истекать потом рядом со своей прекрасной женой.

Эмма откинула одеяло и лежала под простыней. В комнате с открытыми окнами, но закрытыми жалюзи и сетками от мошкары было невыносимо душно. Через щели полыхали молнии.

— Я открою жалюзи? — спросил я.

— Нет, прошу тебя. Я хочу, чтобы они были закрыты.

Словно она боялась, что кто-нибудь станет заглядывать внутрь. Мы однажды испытали это, в гостинице на Корфу, когда дурачились в постели и увидели за окном парня, эдакого Подглядывающего Тома.

— Хорошо.

Мы лежали в кровати рядом друг с другом и прислушивались к раскатам грома, к шторму, разыгравшемуся над холмами. Я протянул руку, чтобы подбодрить ее, и попытался поцеловать. Она нервно ответила на мой поцелуй.

— Не сегодня, — попросила она. — Я слишком нервничаю с этим штормом.

— Что случилось? Почему тебе не нравится это место?

— Не знаю, — это было все, что она могла сказать в ответ.

— Дорогая, давай поспим немного, — прошептал я. — Завтра все покажется иным.

Вдалеке вспыхивали и сияли молнии, воздух раскалился. Должно быть, мы все вымотались, слишком устали, чтобы жаловаться после такой долгой поездки на юг: Ле-Ман, Тур, Пуатье, Лимож, Понтобан — дорожные указатели проносились у меня в голове, пока мы лежали в темноте. Я хотел так много объяснить, сказать ей, как она мне нужна.

— Эмма?

Но она уже отвернулась и отключилась.

Я стал думать о завтрашнем дне: свежий хлеб из деревни, поездка куда-нибудь на реку, чувство свободы, ощущение того, что между нами все хорошо, теплое солнышко после дождя, то, за чем мы и приехали… и медленно засыпал.

— 4 —

Крик раздался в три часа утра. Меня разбудил дождь, который пришел на смену грому и теперь барабанил по крыше. Темно — хоть глаз выколи. Деревянные жалюзи поскрипывали. Я помню, что сначала сел на кровати.

— Эмма!

Но она спала как убитая, вымотавшись за день. Зашевелилась, но не проснулась, а я не хотел будоражить ее.

И все же я слышал в ночи какой-то шум, будто рядом с домом кричало попавшее в беду животное. Могу поклясться в этом.

Окончательно проснувшись, я понял, где нахожусь. В Авероне, в доме посреди полей. Зарницы на короткое мгновение осветили спальню через щели в жалюзи. Затем опять непроглядная тьма. Я протянул руку к настольной лампе.

Пальцы нащупали выключатель. Лампа не работала.

Еще один раскат грома, а за ним зарница заставили меня задуматься, что же я все-таки слышал. Я поискал край кровати, свесил ноги, на ощупь прошел к двери, к выключателю на стене.

Света нет. Видимо, шторм повредил линию электропередачи. Я знал, где найти фонарь: в отделении для перчаток в машине, которую мы от усталости не смогли загнать в захламленный гараж. Я удивился, что от таких раскатов грома, проносившихся над долиной, дети не прибежали к нам. Наверное, их так измучили два дня, проведенные в пути, что они спят как убитые. Я растерянно стоял в темноте, вспоминая бесконечные аллеи деревьев, свист ветра в окнах машины, стоянки, где продавали арбузы и абрикосы. Вчера.

Воздух стал лишь чуть-чуть прохладнее. И ни зги не видно. С какой стороны двери ручка? Я нащупал ее и вышел в коридор. Дверь в комнату Мартина распахнута, и мне показалось, что я разглядел очертания его тела в кровати, пока продвигался к выходу. Ключ все еще торчал во входной двери, я открыл ее, направляясь к нашему «форду-сьерра». Господи, там лило как из ведра. Зигзаг молнии раскроил небо прямо над моей головой, и в ее свете я увидел «сьерру», на которую, как в мойке, лились потоки воды. Пока я стоял в нерешительности в дверях, меня окатила стена воды с карниза, подхваченная порывом ветра. Пижама промокла.

— Господи! — Я закрыл дверь и ретировался.

Я вернулся в прихожую, потерянный, с трудом ориентируясь в темноте, мокрый и дрожащий. Спотыкаясь, прокладывал я путь обратно в спальню.

— Джим? Ты где? Где ты был? — Эмма сидела в кровати, разбуженная ливнем.

— Я здесь, дорогая. Там ужасный шторм.

Она протянула руку и дотронулась до меня, затем провела рукой по моей пижаме:

— Что случилось? Ты весь промок. Твоя пижама?..