Что к этому добавить?
История закончилась. Во мне она оставила чувство страха и удивления. Все сложилось иначе, чем я это себе представлял, по прошествии шестнадцати лет я должен буду еще основательно подредактировать свои знания с учетом реальности. Я открыл глаза, увидел приближающуюся тележку с напитками, кивнул стюарду и молча указал на виски. В таких ситуациях говорят: “У меня нет слов”, но два слова у меня все же нашлось.
Выходит, они примирились, я это понял и мысленно провозгласил тост за Ван Влоотена и Сюзанну Флир, вот это да, грандиозно! Все уладилось, кто бы мог подумать, я на долгие годы потерял их из виду и успел позабыть, что где-то продолжают биться два сердца, горячие, страстные и, конечно же, полные восхищения своими довольно неординарными отношениями. Примирение! Я покачал головой, быстро проглотил то, что еще оставалось в рюмке, и задал себе вопрос, какой будет следующая остановка на этом пути, который, я уверен, еще далеко не закончился. Произведения искусства не считаются со смертью, — размышлял я в легком тумане, — отталкиваясь от известного, они набрасываются на неизвестное, используют его для своих тем и затем в виде набросков предлагают эти темы реальной жизни. Я снова взглянул на список имен в смятой газете. Беатрейс и Лидвин… девочки, как я представил себе, лет тринадцати или четырнадцати, скорее всего, ее дочки, возможно даже, двойняшки, чьим появлением на свет Сюзанна Флир, должно быть, несказанно обрадовала своего мужа.
— Another drink, sir?[13]
Стюард уже отвинчивал крышку на бутылке.
Я выпил, неподвижно сидя в своем кресле с пристегнутыми ремнями безопасности. Известие о недавней авиакатастрофе произвело большую сенсацию, но я, занятый подготовкой к своим лекциям, мало смотрел телевизор. Самолет, совершавший перелет из Нью-Йорка в Брюссель, через несколько минут после старта рассыпался на куски неподалеку от побережья Лонг-Айленда. Люди, смотревшие из окон своих гостиных на океан, увидели летящее пламя и, после того как прогремел взрыв, белый шлейф, который сносило в сторону воды. Специалисты были единодушны во мнении, что ни у кого из находившихся внутри пассажиров не было ни единого шанса спастись после того, как на высоте в две тысячи триста метров треснул салон, разверзлась зияющая дыра, корпус самолета превратился в огненное пекло, и все, сидевшие внутри, устремились к своей последней истории, которая у жизни всегда одна и та же.
