Крестоносец - [58]

О презервативах в Средние века не имели представления, хотя ещё древние египтяне умудрялись предохраняться, да и сейчас в Азии и Китае вроде как пользуются презервативами, сделанными из… Ну не знаю, из какого-нибудь козлиного мочевого пузыря. А вот в Европе с этим делом полная ж… Потому и бушуют не только чума с оспой, но и венерические заболевания. Надеюсь, меня чаша сия минует.

Так вот, ввиду отсутствия этих самых презервативов я хотел сделать над собой усилие, дабы избежать попадания моего семени в лоно партнёрши. Вдруг не получится устранить Адель, ни к чему, чтобы она ещё и понесла от меня. Но та сама подалась вперёд, выгнувшись дугой, при этом вцепившись в мою поясницу ногтями, так что мне в самый ответственный момент попросту не удалось ничего сделать.

Когда всё произошло, я, потный и обессиленный, упал рядом с ведьмой. Её кожа тоже была покрыта бисеринками пота, а грудь тяжело вздымалась. А из меня словно выпустили весь воздух, и это не была та усталость, которую испытывает человек после секс-марафона, хотя и не сказать, что это был такой уж марафон. Да, пришлось поработать, ну так не впервой. Подобное состояние я испытывал, помнится, после того, как переболел гриппом, тело было наполнено и лёгкостью, и слабостью одновременно. Выходит, всё-таки «подкормил» я ведьму?

Адель всё так же лежала с закрытыми глазами, а я уже лихорадочно думал, как мне привести свой коварный план в исполнение.

— Хочешь вина? — спросил я, немного придя в себя.

Она открыла глаза, повернув голову в мою сторону.

— Вина? Не откажусь. И себе тоже налей.

После чего снова закрыла глаза, откинувшись на подушку. И не открывай, подумал я, пока не суну тебе в руку наполненный вином кубок.

Я сполз с постели, слегка покачнувшись, но всё же удержал равновесие. Голова чуть кружилась, но не критично. Старясь не звякнуть цепочкой, поднял со шкуры медальон, секунду спустя оказавшись возле стола. Налил до середины в каждый из кубков, обернулся. Адель всё ещё лежала с закрытыми глазами, на её чувственных губах блуждала скорее довольная, чем блаженная улыбка, словно бы она была довольна проделанной работой.

Пожалею ли я о содеянном? Может быть. Но сейчас не время сопли на кулак наматывать, миндальничать и рефлексировать. Она-то не рефлексировала, когда жир девственниц с кровью младенцев смешивала.

Прикрывая на всякий случай от неё медальон своим телом, я тихо сдвинул крышечку в сторону и, чуть помедлив, сыпанул в правый кубок чуть ли не половину запаса рицинового порошка. Жаль, нет ложечки, чтобы размешать… Хотя звук металла о металл мог бы меня выдать. Ну да ладно, будем надеяться, обойдётся без осадка на дне кубка. Главное — не перепутать.

Так, а вот как же мне теперь захватить одновременно два кубка и медальон, чтобы незаметно положить его обратно на шкуру? Взяв в каждую руку по серебряному сосуду, мизинцем правой подцепил подарок Беатрис, подошёл к кровати, присел на корточки… Медальон коснулся шкуры, я разогнул мизинец, отведя руку чуть в сторону, чтобы цепочка улеглась чуть в стороне, не звякнув о футляр для яда.

Встал — и мой взгляд напоролся на взгляд Адель. Холодный, жёсткий взгляд янтарных глаз. Я от неожиданности едва не пролил вино. Но в следующий миг она улыбнулась и, опёршись на одну руку, протянула вторую в моём направлении.

— Ну же, а то у меня и правда горло пересохло.

Я отдал ей кубок, вроде бы тот, с порошком. Она приняла его, подняла, как бы салютуя, и пригубила, даже не поморщившись. Я тоже пригубил, усевшись рядом с ней. Вернее, приняв полулежачее положение, напоминая себе какого-то древнеримского или древнегреческого сибарита. Только туники не хватало, но от того, что мы оба обнажены, я не испытывал ни малейшего смущения.

Смущение я испытывал, глядя, как Адель понемногу отпивает из кубка. Неужели ни о чём не догадывается, не почувствовала никакого привкуса? Вроде не должен был перепутать. Сам-то я тоже отхлёбывал, от волнения у меня враз пересохло во рту. А вино, кстати, очень даже неплохое, насколько я мог судить, не будучи большим сомелье или кавистом.

— Давно у меня не было таких жеребцов, — сказала Адель, делая очередной небольшой глоток. — Людовик тоже неплох в постели, но не настолько, к тому же он стал редко появляться, готовится к новому крестовому походу. Одержим идеей стать великим освободителем христианского мира от неверных. Ты тоже уйдёшь с ним… Но можешь погибнуть, это не пугает тебя?

— Смерти не боятся только дураки, — выдал я избитый шаблон из моего будущего, уходящий корнями в глубокое прошлое.

— О, где-то я уже это изречение слышала, и кажется, на латыни, — улыбнулась Адель. — Ты знаешь латынь?

— Немного… Совсем чуть-чуть.

— Латынь — язык церковников, в жизни она тебе вряд ли пригодится.

Мне показалось, при слове «церковники» в её голосе мелькнула нотка презрения. А может, и правда показалось.

— Я тоже так думаю. Мне бы в Святой земле больше пригодилось знание арабского, но, видимо, придётся учить уже на месте.

— Зачем же тебе арабский знать? Ты же не собираешься с ними вести разговоры, твоё дело — карать их мечом и копьём.

— Почему бы и не пообщаться? Ведь не все арабы — воины, которые только и мечтают, что отрезать голову христианину. Есть и мирные жители. Понадобится что-то купить — поневоле придётся с ними общаться. Да в любом случае язык врага нужно знать.