Крестоносцы социализма - [36]

В самом подходе к революции как таковой (социальной ли, политической) Чернышевский тоже отличался от Герцена. Если Герцен принимал реформу как способ коренного общественного переустройства (на одном уровне с революцией), то Чернышевский считал ее лишь полумерой, подспорьем, которое облегчает, но само по себе не обеспечивает достижения цели. «Только сила отрицания от всего прошедшего есть сила, созидающая нечто новое и лучшее», – эзоповски писал он о революции в подцензурной печати (3.9); «все общество начинает высказывать потребность одеться с ног до головы в новое: штопать оно не хочет» (10.96. Курсив мой. – Н.Т.). Можно считать, что Чернышевский придал революционную законченность народнической доктрине, поскольку он первым в России стал доказывать, что необходима полная и безвозмездная ликвидация помещичьего землевладения, тогда как Герцен и Огарев допускали умеренный выкуп земли крестьянами, хотя и с помощью государства. В июньской книжке «Современника» за 1857 г. Чернышевский прибег к математическим расчетам вымышленного бухгалтера Зайчикова, которые дали искомый результат: выкуп = 0 (4.800)[284]. Подцензурно он отрицал и юридическое право помещиков на вознаграждение за землю (5.731).

И все-таки «к топору» Чернышевский Россию не призывал ни до, ни во время революционной ситуации, понимая, что народ не готов к такому призыву. «В истории, – разъяснял он, – слишком часто задача бывает не в том, какой путь самый лучший, а в том, какой путь возможен при данных обстоятельствах» (9.434). При данных же обстоятельствах (рубеж 1850 – 1860-х годов) ставка на «топор» не получила бы народной поддержки: пока «только еще авангард народа – среднее сословие – уже действует на исторической арене, да и то почти лишь только начинает действовать, а главная масса еще и не принималась за дело, ее густые колонны еще только приближаются к полю исторической деятельности» (7.666). Вот почему в 1857 – 1858 гг. Чернышевский держал курс на создание широкого антикрепостнического фронта, способного принудить царизм к радикальной реформе, а с 1859 г., когда выяснилось, что вырвать у царизма такую реформу не удастся, избрал новый курс – на мобилизацию революционных сил, которые смогли бы заняться подготовкой к «исторической деятельности», т.е. к решающему выступлению «густых колонн» народа[285]. В этом помогали Чернышевскому его соратники – Н.А. Добролюбов, Н.В. Шелгунов, М.И. Михайлов, деятели первой революционно-народнической организации «Земля и воля» 1861 – 1863 гг. Что касается тактических совпадений позиции Чернышевского (как, впрочем, и Герцена) с позицией либералов, вроде Б.Н. Чичерина и К.Д. Кавелина, то они были временными и не показательными ни для Чернышевского с Герценом, ни для либералов. Как говорится в хорошей русской басне:

Орлам случается и ниже кур спускаться,

Но курам никогда до облак не подняться.

Социализм Чернышевского, как и Герцена, считается (вполне справедливо) утопическим. Но еще Г.В. Плеханов заметил, что «выражение „утопический“ не заключает в себе, применительно к социализму, ровно никакой укоризны, а только означает известную фазу в развитии социалистической мысли»[286]. Сам Чернышевский это понимал: «То, что представляется утопией в одной стране, существует в другой как факт» (4.742). Народническая доктрина Герцена и Чернышевского сочетала в себе утопию с реальностью, подтверждая собой известный афоризм Альфонса Ламартина: «Утопии часто оказываются лишь преждевременно высказанными истинами».

Итак Чернышевский, наряду с Герценом, – основоположник, родоначальник народничества. Его идейное влияние на современников и потомков было тем заметнее, что оно подкреплялось обаянием личности Чернышевского и мученическим ореолом, который «позаботились» придать ему царские каратели. В 70-х годах (до возникновения «Народной воли») народники идейно были ближе к Герцену с его специфическим «аполитизмом», но больший пиетет испытывали к личной судьбе Чернышевского, считая его своим «преимущественным учителем жизни»[287]. «Его именем клялись», – вспоминал народоволец М.Ю. Ашенбреннер[288]. Особое впечатление на молодых радикалов производили созданные Чернышевским в романе «Что делать?» образы новых людей – предвестников грядущего свободного общества, нравственно чистых, бескорыстных и самоотверженных, о которых сам Чернышевский писал: «Мало их, но ими расцветает жизнь всех, без них она заглохла бы <…> Это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли» (11.210). «Новые люди» Чернышевского были восприняты народниками 60 – 70-х годов как пример, с которого надо «делать жизнь». «Не жить по идеалам Чернышевского, не подражать его героям считалось у нас отсталостью», – свидетельствовал землеволец Н.И. Сергеев[289].

Доктрина Герцена и Чернышевского была общим теоретическим руководством для народников 60 – 70-х и даже последующих лет. Единой же тактики народники никогда не имели. В 70-х годах они исповедовали несколько тактических направлений, из которых главными принято считать бунтарское (бакунизм), пропагандистское (лавризм) и заговорщическое (русский бланкизм, он же ткачевизм).