Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г. - [96]
Оба названных района представляли собой своеобразные «слабые звенья» в обороне русских. В первом случае предполагалось использовать острые противоречия между Новгородом и Псковом, стремившимся к учреждению собственного, независимого от Новгорода княжения, а также родственные связи потомков псковского князя Владимира Мстиславича с социальной верхушкой Дорпатского епископства. Помощь претендовавшему на псковский княжеский стол Ярославу Владимировичу, а затем борьба за «псковское наследство» вплоть до конца XIII в. являлись оправданием для военных вторжений западных христиан в православные районы. Предпринимались также попытки распространить католичество среди православных псковичей. Закрепиться на псковских землях рассчитывали дорпатский епископ, его вассалы, а также Ливонский орден. Большое значение завоеванию Пскова придавали рижский епископ (с 1253 г. — архиепископ), частью церковного владения которого было Дорпатское епископство, и Римский папа, поскольку Псков мыслился как центр распространения католической веры в Северо-Западной Руси.
Вторым «слабым звеном» были земли финноязычных народов води, ижоры и карелы, которые вплоть до 40-х гг. XIII в. оставались в подавляющем большинстве язычниками. Здесь предполагался тот же сценарий развития событий, что и при завоевании восточноприбалтийских земель: миссионерская деятельность католических проповедников среди язычников, образование здесь католической общины, а затем введение сюда отрядов крестоносцев для защиты католиков от язычников и поддерживавших их православных русских. Подобная тактика предпринималась и в ходе завоевания земель финских народов суоми (сумь) и хайме (емь) [Шаскольский 1978]. Большие надежды ливонцы возлагали на сотрудничество с той частью нобилитета финноязычных народов, которые не хотели признавать политическую власть Новгорода. Организацией военного наступления занимались главным образом североэстонские вассалы датского короля, планировавшие расширить свои владения за р. Нарву. Приобщение же местных язычников к католичеству взял на себя Вик-Эзельский (Сааре-Ляэнеский) епископ Генрих — член Доминиканского ордена, братья которого признавались лучшими проповедниками христианской веры. Претендуя здесь на духовную власть, епископ Генрих привлек и военные силы Ливонского ордена, обещав рыцарям большие владения во вновь покоренных землях. Таким образом, включить эти земли в свою церковную область рассчитывали как епископ Рижский (духовный сеньор Вик-Эзельского епископа), так и архиепископ Лундский — глава датской церкви. Утвердиться в стратегически важных районах на южном берегу Финского залива стремилась также Швеция.
В историографии в течение долгого времени преобладала точка зрения о том, что существовал единый план совместного католического наступления на русские земли, разработанный в Папской курии ^организованный по поручению папы легатом Вильгельмом Моденским в 1240–1242 гг. [см. Шаскольский 1951; Шаскольский 1978: 154 и далее], однако в этом случае не учитывалась связь крестовых походов как с политической ситуацией в Западной Европе, так и с реальными возможностями непосредственных участников наступления на востоке Балтики. Исследования источников показывают, что организации единого фронта против русских земель препятствовали внутриполитические обстоятельства во владениях претендентов на русские земли: войны с другими соседями, гражданские войны и др. Кроме того, существовавшее с начала завоевания Восточной Прибалтики и со временем только усиливавшееся соперничество между участниками крестовых войн в большей мере разделяли их, нежели объединяли. Столкновение их интересов в уже покоренной Ливонии и в Северо-Западной Руси (особенно в претензиях на районы с финноязычным населением Новгородского государства) было трудноразрешимо даже для такого искушенного политика, как легат Вильгельм Моденский. При возникавших территориальных спорах они обращались как к третейскому судье в Римскую курию. Папы же, ведя постоянную борьбу с германскими императорами за политическую гегемонию в Западной Европе, вставали на ту или иную сторону, в значительной степени руководствуясь тем, в чьей поддержке — Тевтонского ордена, Дании (и связанными с ними силами в Ливонии) или же Швеции — они были заинтересованы в данный конкретный момент. Примерное же совпадение по срокам (в 1240 — начале 1241 г.) походов в новгородские пределы сразу нескольких католических государей было вызвано двумя взаимосвязанными обстоятельствами: слухами о разорении Руси татаро-монголами, что позволяло надеяться на легкую победу, и опасениями быть обойденными соперниками, также претендующими на новгородские и псковские земли [Феннел 1989: 143; Хеш 1995: 65–75; Назарова 1999 (а): 190–201; Selart 2001: 161–165].
О конфликте интересов между духовными и светскими государями из-за новгородских владений, сопровождавшемся жалобами в Рим, а также об изменениях в намеченных планах из-за непредвиденных обстоятельств свидетельствуют и события 1255–1257 гг., которые раскрываются в приведенных далее документах [см. также: Nazarova 2001: 191–193]. Попытка ливонских ландесгерров договориться о совместных действиях против Новгородской Руси была предпринята в 1267–1269 гг., когда их интересы совпали с конкретными возможностями для достижения цели. Однако сил, которые они смогли собрать в тот раз, оказалось недостаточно для захвата Пскова. Последовавшее же затем нападение литовцев на ливонские владения (на Эзель) и угроза вторжения русско-ордынского войска окончательно расстроили планы объединенного наступления на Новгородское государство.
