«Крестный отец» Штирлица - [41]

«В шпионской деятельности изобличается показаниями Буланова, Гай, Николаева-Рамберг, Добисова-Долина, Чибисова, Клетного. Подтверждено также показаниями Когая и Мартынова… Обвиняется в том, что, являясь агентом японской разведки, по ее заданиям внедрился в аппарат ОГПУ — НКВД и до момента ареста занимался активной разведывательной деятельностью в пользу Японии… Следственное дело направить в Главную Военную прокуратуру для рассмотрения Военной коллегией Верховного Суда СССР»^{201}.

А как же спецзадание Берии — по всей вероятности, выполненное на «отлично»? Оно-то и было причиной такой развязки. Лаврентий Павлович старался не упускать из виду особо ценных специалистов. В самом прямом смысле. Берия, как ни цинично это звучит, придал второе дыхание основанной еще при Ягоде системе «шарашек».

«Организованное в 1938 году при НКВД СССР Особое техническое бюро в настоящее время состоит из семи основных производственных групп, — докладывал он Сталину в июле 1939 года. — В указанных группах работает 316 специалистов, арестованных органами НКВД в период 1937–1938 гг. за участие в антисоветских, вредительских, шпионско-диверсионных и иных контрреволюционных организациях. Следствие по делам этих арестованных приостановлено еще в 1938 году, и они без приговоров содержатся под стражей на положении следственных. Возобновить следствие по этим делам и передать их в суд в обычном порядке нецелесообразно… Исходя из этого, НКВД СССР считает необходимым: 1) арестованных специалистов в количестве 316 человек, используемых на работе в Особом техническом бюро НКВД СССР, не возобновляя следствия, предать суду Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР; 2) в зависимости от тяжести совершенного преступления арестованных разделить на три категории: подлежащих осуждению на сроки до 10 лет, до 15 лет и до 20 лет… 4) в целях поощрения работы арестованных специалистов… предоставить право НКВД СССР входить с ходатайством в Президиум Верховного Совета Союза ССР о применении к осужденным специалистам, проявившим себя на работе в Особом техническом бюро, как полного условно-досрочного освобождения, так и снижения сроков отбывания наказания»^{202}.

Ким обвинялся по расстрельному «подпункту», и Особому бюро он не мог принести никакой пользы. Однако и его коснулась целесообразность. В индивидуальном порядке.

Военная коллегия Верховного суда СССР располагалась близко к Лубянке — на улице 25-го Октября, бывшей Никольской, в доме № 23. На закрытом заседании 2 июля 1940 года председательствовал корпусной военный юрист Иван Матулевич, участвовавший в вынесении приговоров на всех трех «троцкистских» процессах. «Шпионажем в пользу Японии я никогда не занимался. Я был честным работником, — защищался Ким. — Мною было завербовано несколько японцев для секретной работы в пользу советской разведки… С 1937 года по сегодняшний день я работал на той же работе, что и до моего ареста. Разница в том, что меня не отпускали ночевать домой… Если вы, граждане судьи, сочтете показания врагов народа более вескими, чем моя 14-летняя служба в органах ОПТУ — НКВД, то прошу расстрелять меня, так как японским шпионом я жить не хочу, ибо таковым я никогда не был»^{203}. 

Выслушав последнее слово подсудимого, посовещавшись менее часа, члены коллегии огласили приговор: «Именем Союза Советских Социалистических Республик… Судебным следствием установлено, что подсудимый с 1922 г. был завербован для шпионской работы на территории Советского Союза… Систематически по день своего ареста передавал японской разведке совершенно секретные сведения, составляющие государственную тайну… Таким образом совершил преступление, предусмотренное ст. 58.1а УК РСФСР… Подвергнуть тюремному заключению сроком на двадцать лет с поражением в политических правах на пять лет, с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Срок исчислять со 2 апреля 1937 года. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит»^{204}.

Глава 8. «ЗА ПОБЕДУ НАД ЯПОНИЕЙ»

«Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта, — докладывал нарком обороны Тимошенко Сталину. — На западе — против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, а на востоке — против Японии как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение»^{205}.

Войны пока не было, но фронт уже существовал — Дальневосточный, восстановленный приказом Наркомата обороны СССР в июле 1940 года.

* * *

Несмотря на все чистки, советская разведка на восточном направлении продолжала работать и давать важную информацию. НКВД стало известно, что разведывательный отдел штаба Квантунской армии в Харбине в 1939 году провел ряд совещаний с руководителями японских военных миссий на Дальнем Востоке. На совещании был выработан план действий для японских военных миссий и резидентур в Маньчжурии: подготовка диверсионных групп и переброска на советскую территорию (преимущественно для акций на железных дорогах), создание «маршрутной агентуры» из числа русских и китайцев, ранее проживавших на территории СССР, дезинформация через агентов-двойников. Заброску агентов в западные регионы Советского Союза японцы проводили через Европу. Так, в июле 1940 года от зарубежных источников НКВД поступила информация, что «японской разведкой из Риги направлены в СССР агенты: один — в район Минска и три агента — в районы западных областей УССР и БССР. Один из агентов является военным специалистом, бывшим кадровым офицером польской армии…»