— Это почему же? — вытаращив глаза, только и смог вымолвить Иг, потрясенный столь неожиданными сведениями.
— Потому что кровь человеческая не лилась, — убежденно произнесла Вера Георгиевна. И помедлив, добавила: — Тем более кровь твоего народа. Когда он еще не оправился от страшных нашествий.
Первым паузу прервал Шашапал, который тайно очень гордился своей бабушкой и страстно желал продолжить дискуссию. Он откровенно обрадовался, когда, что-то вспомнив, смог возразить ей:
— Но ведь именно в Орде Александра Невского отравили!
— Александр Невский умер во время возвращения из Орды, — невозмутимо отпарировала Вера Георгиевна. — Отравили его там или причина смерти была иной, до сего дня историкам неизвестно. О! — взглянув на часы, ужаснулась Вера Георгиевна. — Боюсь, что наши дебаты будут стоить мне потери очереди. Еще раз извините, но надо бежать. Буду очень рада, если вы не покинете Александра, пока я не вернусь. Тогда мы обязательно придумаем тему повеселее.
— Бабушка! — спохватился Шашапал. — А ты знаешь ритуал посвящения в анды? Только, чур, со всеми подробностями!
— Я помню, что необходимо было сделать надрез кинжалом на левой руке, держа ее над серебряной чашей. Именно на левой, потому что она ближе к сердцу. Затем… Собственно, что ты задумал? — почуяв подвох, насторожилась Вера Георгиевна. — Я льщу себя надеждой, что вы не собираетесь сейчас, здесь?..
— Что ты, бабушка, у нас же нет в доме серебряной чаши, — смиренно торжествовал Шашапал. — Да и самого захудалого кинжала не найдется.
— При чем здесь чаша и кинжал?! — Бабушка явно не почувствовала иронии в речах внука. — Вы понимаете, что самое главное в этом обряде — духовное начало?! Да было бы просто смешно, нелепо досконально копировать весь ритуал!
— Не волнуйся. Попугайничать мы не собираемся, — великодушно успокоил бабушку Шашапал. — Обещаю, что каждый из нас обязательно придумает что-нибудь необычное для улучшения древнего ритуала. Достойное людей XX века.
— Придумает что-нибудь необычное? — переспросила Вера Георгиевна, и глаза ее заметно округлились.
— Но это будет не сегодня, — пощадил бабушку Шашапал, — сначала ты все хорошенько вспомнишь и расскажешь нам, как это происходило у предков… Кстати, сумка лежит перед тобой на стуле.
— О, боже! — Вера Георгиевна, подхватив сумку, бросилась вон из комнаты.
* * *
Не успела захлопнуться парадная дверь за Верой Георгиевной, как Иг, незаметно мигнув Сергею, одним непрерывным движением извлек из авоськи, положил и развернул перед Шашапалом проволочный колобок. Шашапал перестал дышать, потом рванул моток к себе, сорвался с постели (оказавшись в бабушкиной ночной рубашке до пят), проюркнул к своему отсеку и мгновенно затолкал колобок в какой-то заветный ящик.
Сергей тем временем вытащил из незаметных ножен внутри костыля выпрошенную у дядюшки отвертку, протянул Шашапалу.
— Это в придачу.
Шашапал долго счастливо сопел.
Помолчали.
— Сергей, а почему наш пустырь «Постройкой» называется? — спросил Иг.
— А тупик между домами — «Садиком»? — подхватил Ник. — Ведь там ни одного куста не растет. Не то что дерева.
— До войны в «Садике» много деревьев было, уж поверьте, — вздохнул Сергей. — А в сорок первом, зимой, все повырубали. Когда центральное отопление отключили. Печки топить надо было… А «Постройка» потому, что фонтан посреди сквера строить начали. Плиты разноцветные завезли. Да тут немцы напали…
— Скажи, Сережа, а мне какую кличку дали? — неожиданно для всех встряла в разговор Елена.
Сергей покраснел, зыркнул на Шашапала, но ответил твердо, даже с вызовом:
— Медуница.
Шашапал вытаращил на друга глаза. Однако промолчал.
Девчонка приоткрыла рот, переспросила осторожно.
— Медуница?
— Ну да, — стараясь. говорить с максимальной небрежностью, подтвердил Сергей, громыхая костылями. — Не все еще знают. Но мы именно так решили.
— Ты похожа на медуницу, — наклонил голову влево Ник, — в тебе и розовое есть, и синее. Грустного много.
— Это ведь цветок такой, медуница? — сделал попытку уточнить Шашапал.
— Цветок, — подтвердил Ник. — Весной рождается.
— Хорошо-о-о, — растягивая последнее «о», тихо спел Иг. И снова повторил. — Хорошо-о-о-о.
Старинные настенные часы над тахтой Веры Георгиевны пробили шесть раз.
— Медуница — цветок тихий, но с другими не спутаешь, — сам с собой заговорил Ник. — Бывают цветы с гонором. Глаза к ним так и тянутся. Но внутри у гордых цветов обычно холодно. А в медунице огоньки теплятся…
— Если к вечеру в цветы медуницы вглядываться, — продолжал недоговоренное Ником Сергей, — легко верить в то, что из фантазий и снов к нам приходит. Ведь где-то это невероятное начинается…
Сергей не договорил, заметив, как дернулись плечи девчонки, прикрывшей глаза ладонями.
— Ты чего, Елена?
Девчонка медленно убрала ладони с лица, открыла сухие, потемневшие глаза.
— Привиделось…
