Крещенский апельсин - [55]

– Еще не успел, сегодня напишу.

– Вот и садитесь, пишите, – распорядилась госпожа Май и перевела взор на Фалалея.

– Позвольте, дорогая Ольга Леонардовна, вам напомнить, – поспешил на помощь стажеру фельетонист, – два дня назад вы велели господину Шалопаеву, для полноты освещения проблемы преступления по страсти, побывать на отпевании замороженной Эльзы. И Братыкину велели туда прибыть. Так что прежде, чем писать, надо добрать материалец.

– А вам, я смотрю, не терпится улизнуть куда-нибудь, – осуждающе заявил Треклесов.

– Вам, бескрылым бюрократам, не понять души художника, – возразил шутовским тоном Фалалей, – а мы, творцы, мыслим образами. Живыми образами. А если надо, то и мертвыми.

– Для вас, господин Черепанов, у меня тоже поручения есть, – бросила Ольга, не реагируя на призывы отпустить сотрудников на заупокойную службу. – Сегодня в два часа, уже скоро, в редакцию явится женщина интересной судьбы.

– Как фамилия? – живо откликнулся Фалалей, среди многочисленных добродетелей которого способность мгновенно перескакивать с предмета на предмет занимала не последнее место.

– Фамилию не знаю. Она провела молодость в Сибири. Ее осудили по политическим мотивам.

– Не мое, – возразил резво Фалалей, – я политикой не занимаюсь.

– Погодите, не перебивайте. – Ольга встала и уперлась ладонями в треклесовскую столешницу. – Дама была любовницей самого народовольца Морозова. Понимаете, куда я клоню?

– Понимаю, – подхватил Фалалей, – а у Морозова была жена… Но я не понял, где совершился факт измены? В Шлиссельбурге, что ли?

– Вот, дружочек, вы и выясните, – ласково предложила Ольга. – И бежать никуда не надо.

– Простите, госпожа Май, у меня еще один вопросец. – Фалалей прищурился и закусил верхнюю губу нижними зубами, кривыми и редкими. – Дамочка из бомбисток?

– Вроде бы. Что-то говорила о кальции и купоросе, – попыталась припомнить госпожа Май, – но боюсь напутать, в химии я не сильна.

– И я не силен! И я! – Фалалей потер ладони. – Но сам вам сейчас такую бомбу представлю, что закачаетесь!

– Что за жаргон, милостивый государь? – строго глянул поверх очков Треклесов. – Выбирайте выражения. Вы не в конюшне.

– Ах, оставьте ваши благоглупости, Антон Викторович, – замахал на Треклесова обеими руками Фалалей, – вы-то небось уже и денежки жертве приготовили?

Ольга Леонардовна резко выпрямилась, в ее глазах сверкнул недобрый огонь.

– Выкладывайте!

Фалалей приобнял угнетенного Самсона, дружески похлопал его по плечу. Затем плюхнулся на свободный стул и закинул ногу на ногу.

– Что бы вы без меня делали, дорогие мои? Да знаете ли вы, что попались на удочку известной мошеннице? Мне Пряхин говорил и другие, что ходит по редакциям одна такая самозванка, зарабатывает деньги на имени Морозова. Еще бы, он своим «Откровением в грозе и буре» всех с копыт сбил! Сорвал с катушек! Сам Священный Синод возроптал!

– Я все знаю, – объявила гневно Ольга Леонардовна, ни одним мускулом не выдавая своей промашки, – потому вас и призвала. Женская интуиция меня не подвела. Куда эта негодяйка наведывалась?

– «Мир божий», «Божье слово», «Русское богатство», «Вокруг света»…

– Антон Викторович, звоните немедленно, – велела госпожа Май и позвала: – Данила! Данила!

Старик возник на пороге молниеносно, будто его войлочные опорки приводились в движение невидимыми гермесовыми крылышками.

– Вот так и живем, Самсон Васильевич, – завела нравоучительный монолог Ольга, – в окружении преступников и мошенников. Никому не можем доверять. Верно, в провинции нравы чище, и люди не так изъедены пороком…

Когда Треклесов опустил трубку на рычаг телефонного аппарата, она прервала свой печальный монолог.

– Все истинно, – подтвердил он, – была в «Божьем слове», про купорос и Морозова говорила.

– А еще хвасталась, что лекции Менделеева в Москве слушала, – с горечью сообщила Ольга Леонардовна.

– Менделеев? В Москве? – Фалалей захохотал. – Ну и фантазия у дамочки! Менделеев там никогда не был! Положительно она мне нравится. Горю нетерпением ее лицезреть!

– Хватит паясничать. – Ольга притопнула ногой. – Данила, там на моей половине вещи, я собрала их для этой оборванки, мне не жалко. Но на порог ее не пускай. Вытолкай вместе с вещами взашей.

Данила исчез. Фалалей встал и самым серьезным тоном произнес:

– Требую вознаграждения. В виде свободы на сегодняшний день.

– Неужели так хочется побывать на отпевании? – спросила Ольга.

Самсон по ее голосу понял, что ей сейчас неприятно видеть рядом с собой свидетелей ее ошибки.

– Не угадали, – ухмыльнулся Фалалей, – надеюсь увидеть в церкви господина Либида… Что-то давненько он не навещал редакцию.

– Никак соскучились? – вклинился в разговор Треклесов.

– Соскучился. Он всегда вызывает у меня обострение памяти: самые смешные анекдоты вспоминаю. Хотите, расскажу один? «Я тебя умоляю, – говорит жена мужу, – перестань красить усы. – А что, неужели так заметно? – На тебе – нет, но на шее нашей горничной – да!»

Все натянуто посмеялись.

– Как мне с вами поступить? – с притворной обреченностью вздохнула Ольга. – Три дня до выхода следующего номера, а материалов еще нет. Даю последний шанс. Но не вздумайте преследовать Эдмунда. Полагаете, я не знаю о вашем сговоре? Эдмунд сегодня едет в Думу.