Крепостной ансамбль Мангупа - [43]
Рис. 32. ВЛО. Куртина 3. Раскоп в районе башни В.8 (верховье Лагерной балки). Стратиграфия. [264]
Возведение стен из необработанного или грубообработанного камня требовало введения в конструкцию деревянных продольных и поперечных связей, образовывавших жесткие пояса, разбивавшие кладку на ярусы высотой 1,5–2 м. Отверстия поперечных балок хорошо видны в стенах, во многих из них дерево неплохо сохранилось. Вероятно, концы балок когда-то выступали из тыльной плоскости стены, служа пальцами лесов, хорошо знакомых по древнерусской фортификации (Изборская крепость) (226, с. 178). Такая анкеровка стены предотвращала рассадку кладки до оптимальной степени отвердения строительного раствора, достижение которой требует десятков и даже сотен лет (108, с. 88).
О характере венчания стен ГЛО можно судить по участкам куртин А и Г, сохранившихся на полную высоту. Здесь хорошо видно, что верх стены с напуском в обе стороны покрыт кладкой из мелкого бута и щебня, образующей кордон для защиты сооружения от дождевой воды. Зубчатого венчания стены не имели. К XV в., как известно, все большее распространение в фортификации приобретал сплошной бруствер, что связывается обычно с появлением огнестрельного оружия, легко разбивавшего отдельно стоявшие мерлоны (155, с. 16; 221, с. 72). Защитники размещались на деревянном помосте, настланном на выступавшие из стены балки и; вероятно, поддерживавшемся деревянными столбами. Стрельба велась поверх бруствера, в фортификационной науке это называлось <стрельба через банк> (286, с. 9–10).
Башни сооружались с особой тщательностью, о чем свидетельствует их сохранность. Углы их, в соответствии с требованиями Альберти, выкладывались из крупных грубооколотых камней, уложенных <наподобие рук> (15, с. 83–84), то есть поочередно выступающих то в одну, то в другую сторону. По высоте башни незначительно превосходили примыкавшие к ним куртины, что, вероятно, отражало новые веяния в военно-инженерном деле, связанные с внедрением огнестрельного оружия (154, с. 111–112).
Все башни ВЛО имели открытую горжу. Хотя Альберти рекомендовал строить башни, закрытые с четырех сторон, однако допускал, что можно оставлять открытым тыл тех из них, захватив которые, противник мог вести [141] оттуда обстрел главной башни (цитадели) (15, с, 135). Нельзя также сбрасывать со счетов относительную дешевизну такой конструкции, а также возможность контроля и зрительной связи со всеми башнями из командного пункта крепости. Последнее обстоятельство, по нашему мнению, было в первую очередь учтено при создании комплекса ВЛО: наряду с укрепленным рубежом в него входил еще один важный элемент — так называемый дворец мангупских князей, расположенный в центральной части плато в 100 м к юго-востоку от большой базилики.
Исследования этого памятника были начаты в 1912 г. Р. X. Лепером (157, с. 73–79, 146–154); в самом их начале была обнаружена надпись на плите из местного известняка, к сожалению, от нее сохранилась лишь вторая половина текста. Из нее явствует, что в октябре 1425 (6934) г. на плато была возведена какая-то постройка вместе с дворцом. Раскопки этого памятника были продолжены в 1938 г. А. Л. Якобсоном. Исследователь реконструировал дворец как асимметричный ансамбль, на северной и южной периферии которого высились с одной стороны донжон, с другой — центральное двухэтажное здание. «К последнему примыкали одноэтажные, иными словами — пониженные, служебные помещения и хозяйственные пристройки, а к донжону — открытая галерея, объединявшая южную группу построек в единый архитектурный ансамбль» (292, с. 418).
В 1968 г. экспедицией УрГУ под руководством Е. Г. Сурова были проведены раскопки остатков башни, погибшей, как было установлено, в результате сильного пожара. Она была реконструирована как «прямоугольное, приближающееся к квадрату сооружение, вероятно, оштукатуренное снаружи. Доступ в нее мог быть со второго этажа — по съемной лестнице со второго яруса галереи. Башню украшала большая надпись, вставленная в южную стену и, возможно, мерлоны-карнизы… (вероятно, Е. Г. Суров подразумевал машикули. — А. Г.). Состояла башня из подполья и трех этажей… Перекрытием второго этажа служили плиты, опиравшиеся на балки… Над этим перекрытием, вероятно, возвышался барьер с мерлонами на высоту, способную защитить стражу, находившуюся на верхней площадке башни» (255, с. 97–98). Е. Г. Суров предложил реконструкцию дворца как замкнутого симметричного архитектурного комплекса (255, с. 98–99). Для проверки этой реконструкдии необходимы дальнейшие исследования. Работы Е. В. Веймарна, начавшиеся в 1974 г., к сожалению, не были продолжены.
Для нас весьма важен вывод всех исследователей о крепостном характере комплекса, который вполне типичен для эпохи развитого феодализма, когда в городах дворцы становились замками сеньоров, причем обеспечивающими не только защиту людей, но также материальных ценностей и прежде всего запасов продовольствия (310, с. 195). При раскопках в северной части мангупского дворца были обнаружены в большом количестве обгоревшие зерна пшеницы, проса, гороха и фасоли (65, с. 263–264).
