Крепости неодолимые - [25]

Но в век девятнадцатый Соловецкому монастырю вновь пришлось вспомнить об истинном своем назначении. В феврале 1854 года в северных провинциях России было введено военное положение. Война, начатая на Юге, дала реально почувствовать, что для столь безбожного промысла границ не существует.

В приближении военной грозы вице-адмирал Бойль, военный губернатор края, обратился к поморам: «Зная, что жители Архангельской губернии народ смышленый, бесстрашный и всегда отважный, я надеюсь, что они, с божьей помощью, не дадут в обиду себя какому-нибудь сорванцу-пришельцу, который бы, пожелая поживиться чем-либо нажитым трудами, вздумал напасть на них…»

Англичанину на русской службе, может быть, как никому другому, было известно, что его соотечественники питают к Поморью далеко не праздный интерес. «Владычыца морей» не брезговала ничем, чтобы лишить Россию выхода в «море Студеное». Трудно и почти невозможно проследить логику облеченного огромной властью адмирала. Все просьбы монастырской братии увеличить воинскую команду и усилить ее пушками остались гласом вопиющего в пустыне. Монастырь давно роздал по своим приходам вооружение и вынужден был спасать, как мог, свое бесценное добро, утварь, рукописные и старопечатные книги, отправив их на материк.

Не имея прочной связи с внешним миром, монастырь был, по сути, брошен на произвол судьбы и лишь слабые надежды согревали иноков и жителей, что англичане откажутся от намерения взять обитель приступом. Но был среди христолюбивой братии человек, который отверг всякую возможность мирного исхода событий.

В 1853 году в Соловецкий монастырь прибыл новый настоятель. Был он крепко сложен, скуластое лицо обрамляла густая, с проседью борода, могучий выпуклый лоб пересекало несколько глубоких морщин. Несмотря на почтенный возраст, архимандрит не выглядел стариком, а в день, когда он начал знакомство с обителью, келарь, священники и начальник стражи с трудом поспевали за отцом Александром.

Оказалось, что настоятель был хорошо знаком с воинской службой и познал вкус нелегкого армейского хлеба, будучи долгие годы священником в Полоцком пехотном, а затем Либавском и Малороссийском кирасирском полках. Перевалив полувековой рубеж и изрядно испытав на себе тревожную пехотную жизнь, отец Александр не захотел расставаться с военной средой и получил должность настоятеля в Архангельском морском соборе. Военный флот на Севере был невелик: 16-пушечный бриг «Новая земля», шхуна «Полярная звезда», транспорт «Гансаль» и два парохода — «Полезный» и «Смирный» с небольшими по составу экипажами, находившимися почти постоянно в плавании, и несколько сот моряков на суше — вот и все, что входило в не особенно обширный приход. Здесь-то и состоялось знакомство отца Александра с адмиралом Бойлем. Выделявшийся в среде архангельского священства прямотой и резкостью в суждениях о деятельности, а точнее о бездеятельности администрации настоятель не мог не вызвать у нерусского душой военного губернатора антипатии. И лишь только смерть жены отца Александра предотвратила возможный конфликт. Она стала причиной пострижения в монахи. Следом за ним последовало утверждение его Синодом в должности игумена Соловецкого монастыря.

Но мог ли предположить архимандрит, что начатый спор с Бойлем продолжится заочно на Соловках и для этого понадобится не один полный тревог и раздумий день? По описи монастыря в арсенале значилось «20 изрядно поржавелых старинных пушек, 4 пищали и 2 мортиры, ружей — 646, пистолетов — 12, шпаг — 40, пороха — 57 фунтов». Но количество пушек и ружей уменьшалось с каждым пробным выстрелом — стволы лопались, нанося раны прислуге и инокам.

Какими же людскими ресурсами располагал «северный воевода», как еще в пору шведского нашествия величали настоятеля Соловецкого монастыря? Двести монахов и служителей, средний возраст которых колебался от тридцати до семидесяти лет, пятьдесят три инвалида, несших охрану двадцати пяти заключенных, три с половиной сотни наемных работников, богомольцев, бывших чиновников и солдат. Можно подумать, что не велика сила. Но сознание беды и ответственности удваивало ее, если не утраивало. Ведь оставались еще стены, башни.

Прервав богомолье, шестидесятилетний Петр Соколов предложил свои услуги архимандриту в деле укрепления оборонительных сооружений. Пришлось бывшему коллежскому асессору поднапрячься и восстановить в памяти знания по фортификации и артиллерии. Крепостные стены буквально меняли свой облик на глазах: залатывались бреши, очищались от поросли бойницы, заваливались камнями удобные проходы. Вспомнили о своем боевом прошлом послушники Николай Крылов — отставной гвардейский унтер-офицер и Петр Сергеев — некогда служивший в гренадерском полку.

С утра и до позднего вечера в обители постигали воинское мастерство иноки и охотники, а на стенах шли приготовления к встрече неприятеля. Ни одна мелочь не проходила мимо внимания архимандрита Александра, действовавшего на свой страх и риск. И если внешняя его сторона рисовалась не особенно отчетливо — суда захватчиков могли показаться у островов и стен монастыря в любую минуту, то внутренняя обстановка была ему известна до тонкостей. И в ней немалую толику тревоги вносила судьба узников и ссыльных. Он решил ее по-своему — выпустил колодников из казематов. Часть из них сразу же включилась в строительные работы, а некоторые влились в боевое формирование обители. Его возглавлял прапорщик Николай Никонович. Воистину надо было иметь высокое гражданское мужество, чтобы вручить оружие противникам режима. Ни один из них не поступился своей совестью, когда над Отечеством, частицей которого являлись Соловки, нависла опасность.