Крепость Магнитная - [40]

Шрифт
Интервал

Бригадир не любил делиться опытом. Не научил «тянуть угол» даже подручного Глытько. Не хотел, а может, боялся, что тот, переняв его мастерство, станет ему поперек дороги. Чувство зависти тлело в душе Богобоязного, выливаясь порой в скрытность, недружелюбие. Как-то пришли к нему каменщики из соседнего объекта, просят: поделитесь, пожалуйста, опытом кладки в зимних условиях. Думаете, уважил? Нет. Прикинулся этакой незнайкой, простачком. Что вы, он и сам хотел бы поучиться, да вот не у кого! Так и ушли ни с чем каменщики. В нем что-то было от тех, дореволюционных мастеров, которые, воздвигая дворцы, храмы, ревниво оберегали свои профессиональные секреты и зачастую, если не всегда, уносили их с собой в могилу.

— Нет бригадира, ну и что ж, без него обойдемся, — сказал Глытько. — Не святые горшки лепят!

Он набросал раствора, выложил ряд кирпичей, пристукнул молотком: не так, мол, страшен черт, как его малюют! За первым рядом появился второй, третий…

— Гляди ты, разошелся!.. А что, все как должно быть, — заметил подносчик. — Давай, давай!

Шлепая раствором, Федор, знай, подтягивал угол. Одно на уме — нельзя допустить простоя бригады. Увлекшись, он даже песню затянул:

За веселый шум, за кирпичики
Полюбила я этот завод…

Доставив наверх еще одни носилки с раствором, Платон и Порфишка медленно побрели вниз. Теперь можно и передохнуть, нескоро выработают.

— Слыхал? — сказал Порфирий, останавливаясь. — Ночью еще двое подносчиков сбегли.

— Кто такие?

— Энти, которые водку пили. Еще один художником себя называл, захочу, говорит, Живиконду намалюю! И тогда у меня денег, как у министра…

— Джоконду.

— Я и говорю, Живоконду… Ты спал и ничего не слышал. А энтот, который, значит, художник, посмотрел на меня и этак, с плевком вместе — прощай, говорит, деревня, корми клопов, а мы не желаем! Чего вы, спрашиваю, надумали, куда ехать-то? Эх, ты, отвечает, серость…

— Летуны. Скатертью им дорога!

— Ишшо утром хотел сказать, чтоб ты свою койку рядом с моей поставил. Займут, думаю, место… В углу хорошо.

— У двери тоже неплохо.

— Обкрадут ишшо.

— А что у меня красть-то? — усмехнулся Платон. — Все на мне.

В этот день, работая без бригадира, каменщики развернулись не на шутку. То и дело покрикивали на подносчиков: давай, мол, не задерживай! А подносчиков — раз-два и обчелся: Платон да Порфишка. Выполнив сменную норму, присели было отдохнуть, да спохватились: не время расхолаживаться! Нагружались и опять шли наверх, предвкушая обед за столом ударников, где, как уверял Порфишка, кроме миски борща, дают с лапоть мяса и еще компот на третье.

— Ладно тебе!..

— Ты что сыт или у тебя денег тыщи? — удивился Порфишка.

— Не в деньгах дело.

— Чудак, это же хорошо, когда они есть. Вот скоплю ишшо немного — и домой. Шапку, пальто куплю.

— Выходит, шабашничать приехал?

— Чего гутаришь-то?

— Урвать, говорю, побольше и смыться. А о том не подумал, что все мы можем сесть на поезд и уехать — кто ж тогда строить будет?

— Где ж это видано, чтобы все птицы да в одно гнездо! Найдутся типы, побегут те, кто зимы боится.

— А ты не боишься? Дохнет январь, запляшешь на лесах. Мороз, он не спросит, кто там и что делает, у него один приказ — надевай шубу.

— Вот с шубой-то и закавыка, — вздохнул Порфишка. — По Неклюдовке знаю. Как, значит, стали создавать колхоз, многие домашний скот, в том числе и овечек, уничтожили. Записывайте, говорят, согласны, но у нас ничего нет. Крестьяне, они как думали: ежели колхоз, так он, значит, и обуть и одеть должен. В Неклюдовке, слышь, ни единой овечки не осталось.

— В других селах, может, и не так?..

— Знамо, по-разному! В Дмитровке вон мужики всяк со своим хозяйством в артель пришли: и скот и сено отдали. Но тут же опять засуха: за все лето ни капли с неба. Где кормов брать? Единоличник, он то в лесу, то в овраге серпом нажнет, а в артели — кому нужно? Сознание, оно не сразу… Для себя, мол, отчего ж не постараться, а для обчества — можно и погодить.

«Так ли было или нет, кто знает? — раздумывал Платон. — Одно ясно, нелегко сейчас в деревне. Но может быть еще труднее: за три-четыре года сельское хозяйство не поднять. Нужны тракторы, комбайны, одним словом — техника, а где ее взять? Покупать в Америке, платить золотом?.. Мало у нас заводов, которые бы выпускали такую технику. Да и металла не хватает. Сколько его нужно, металла! Вот и выходит, подъем сельского хозяйства целиком зависит от нас, строителей Магнитки. От тяжелой индустрии…»

Рабочий день кончался: вот-вот загудит швеллер — до завтра! У Федора Глытько и его товарищей прекрасное настроение: еще бы, такую работу провернули! И главное, сами, без бригадира!.. Хлопцы уже стали собирать инструмент, закругляться, как увидели на лесах Кузьмича. Дымя самокруткой, он провел ладонью по стене: «А что, молодцы!» Остановился, стал рассматривать угол.

«Шо вин там побачив?» — подумал Глытько.

Осмотрев угол с одной стороны, с другой, Кузьмич выплюнул окурок:

— Кто здесь работал?

Глытько насторожился: чего он хочет, прораб? Собирается похвалить, а может, с претензией? Больно лицо суровое. Подошел ближе:

— Я… А что такое?

— А ты сам как думаешь, почему я тебя позвал?


Еще от автора Александр Никитич Лозневой
Дорога в горы

Белорусский писатель Александр Лозневой известен читателям как автор ряда поэтических сборников, в том числе «Края мои широкие», «Мальчик на льдине», «В походе и дома». «Дорога в горы» — второе прозаическое произведение писателя — участника Великой Отечественной войны. В нем воссоздается один из героических эпизодов обороны перевала через Кавказский хребет. Горстка бойцов неожиданно обнаружила незащищенную тропу, ведущую к Черному морю. Лейтенант Головеня, бойцы Донцов, Пруидзе, дед Матвей, обаятельная кубанская девушка Наташа и их товарищи принимают смелое решение и не пропускают врага.


Эдельвейсы — не только цветы

События романа происходят летом 1942 года на Кавказе. Автор, участник Великой Отечественной войны, показывает мужество советских воинов, насмерть стоявших на Орлиных скалах и задержавших продвижение отборной фашистской дивизии «Эдельвейс».


Рекомендуем почитать
Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Дальше солнца не угонят

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорогой груз

Журнал «Сибирские огни», №6, 1936 г.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Утро большого дня

Журнал «Сибирские огни», №3, 1936 г.


Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.