Крепость Луны - [21]

— Ждать, что вы попросите прощения за нанесённое мне оскорбление, я полагаю, бессмысленно, — нежным голоском пропел Рубовский, — но признание вы подпишите.

Я не спеша поднялся.

— А ты подлец, Эрастушка.

Рубовский закатил глаза.

— Захарушка, в слове «подлец» шесть букв. Пожалуйста, начисли столько же.

Детина пустил в меня кулак, но я отразил его заклинанием и сам ударил в живот. Захар согнулся, а я мановением пальца пустил в Рубовского стул, который рассёк ему щёку и повалил под стол. Мой удар, налитый яростью и презрением ко всякой подлости, повалил даже такого огромного мужика, как Захар.

— Ваши методы я презираю! — крикнул я и направил руку на дверь.

Но она не поддалась.

Огненная верёвка вырвалась из-под стола и обвила меня. Я тут же рассёк её клинком серебряного луча и, нагнувшись, приложил ладонь к затылку Захара и шепнул:

— Долой сознание!

Гигант рухнул без чувств.

Стол скрипнул, сделал сальто и чуть не сбил меня с ног. За ним воздух разрезал поток пламени, от которого я заградился невидимым щитом, и поток опалил крашеные стены. Поднявшийся Рубовский выглядел и рассерженным и потрясённым. Вероятно, ещё никто не сопротивлялся при дознании.

— Вы заплатите, юноша! — Рубовский отразил молнию, пущенную мной, и та вырвала из стены куски камня.

— Я ли должник? — удалось мне сострить и вытереть выступивший на лбу пот.

Я, став прозрачным, пропустил сквозь себя световой клинок следователя и оживил стул, который схватил Рубовского за лодыжку. Он пошатнулся, но успел что-то каркнуть.

Звериный то был язык или нет, я так и не понял, но на мгновение ослеп. Этого мгновения хватило, чтобы услышать хлопок и страшный удар и скрежет. Я ощутил за спиной холод стены, а когда зрение вернулось, увидел, что прижат к стене огромной железной скобой, вошедшей острыми концами в камень.

Руки мои оказались свободны для заклинания, в результате, Рубовский кувыркнулся и ударился головой о пол. Сильным был удар или не очень, но следователь выпустил ещё одну огненную бечеву, которая оплела мои запястья.

Вероятно, толстым стенам не удалось сдержать грохот, сопровождавший этот бой, поэтому дверь распахнулась, и в помещение ворвались охранники. Они замерли, не понимая, что произошло, и стояли так, пока не протиснулся надзиратель.

— Что такое… — он испуганно озирался, и жирные щёки его дрожали. — Эраст Владимирович, что с вами?

Рубовский принял помощь охранников, которые подняли его. П.В. с недоумением уставился сначала на меня, потом на Захара, лежащего на полу без движения.

— Это нападение на следователя, — прохрипел Рубовский, который едва держался на ногах. Кровь струилась по его лицу, волосы слепились в кокон.

П.В. некоторое время бестолково разевал рот, пытаясь сложить какую-то фразу.

— Господин Переяславский, — наконец проговорил он, — я обязан перенаправить вас в специальную камеру.

Я был сражён морально, однако нашёл в себе силы, чтобы сказать Рубовскому:

— А ты, Эрастушка, не думай, что мы с тобой рассчитались.

П.В. даже хрюкнул от изумления, услышав мои слова.

— Я и не думаю, — сказал Рубовский, уводимый из помещения, — ты полжизни просидишь в камере ещё и за то, что посмел поднять на меня руку.

— Моя карьера падёт только с твоей карьерой, обещаю…

— Посмотрим, юноша. Но владеете вы магией слабо.

Я задохнулся от последних слов.

«Иногда только враг скажет правду», — говорил отец.

Только теперь мне стало по-настоящему тяжело на сердце, не просто тяжело, а как-то гадко.

А П.В. качал головой:

— Я-то думал, что вы… приличный молодой человек… А вы вот как…

— Вы, в самом деле, думаете, что я, носящий фамилию Переяславских, стал бы нападать на следователя?

Надзиратель похлопал ресницами.

— Но ведь вы…

— Этого молодца, — я взглядом указал на лежавшего Захара, — Рубовский держал, чтобы выбивать правду или заставлять принять его мнения о виновности подозреваемого. И не стройте, пожалуйста, удивлённую физиономию: я сомневаюсь, что вы не знали о его методах.

Надзиратель смутился, покраснел и жестом приказал охранникам освободить меня.

— В спецкамеру. Ах, да, извините, господин Переяславский, но вам я не могу больше верить…

Он достал пузырёк, отвинтил крышечку и поднёс к моему лицу. Я знал, что так будет, и со смирением вдохнул голубоватый дымок. Сознание тут же покинуло меня.

Свиток шестой Опасная роль лучшего друга

А теперь, с вашего позволения, перенесёмся на сотню вёрст восточнее центрального острога и узнаем о тех событиях, которые происходили почти одновременно с приключениями Николая. Эти события за полями Николаевых воспоминаний, но они являются непосредственной частью всей истории, а потому, положившись на собранные материалы, рассказы потомков и собственное воображение, мы их опишем ниже.

* * *

Только вчера скользили колёса, а сегодня земля оказалась схвачена морозцем и припорошена хлопьями снега. Изменения в природе были столь велики, что путники, выйдя из частной горницы, долго озирались.

— К вечеру можем не успеть, господа, — поторопил кучер Лаврентий с козел.

Двое мужчин (один молодой, стройный и щегольского вида, другой с небольшим животом, разменявший пятый десяток, но сохранивший военную выправку) спустились с крыльца и пошли по расчищенной дорожке. Старший пропустил молодого, и скоро генеральская карета неслась за тройкой свежих тёмно-гнедых лошадей.