Крепость Луны - [18]

Прощаясь с ними, я участливо посмотрел на свою крупную родинку в том месте, где заканчивается большой палец левой руки и начинается предплечье. Она выручит, если надо. Она не предаст.

Я помахал родным и залез в карету. Справа и слева от меня разместились жандармы, а на противоположной лавочке — Фотий Константинович с ещё одним помощником.

— Простите, Николай Иванович, но меры предосторожности превыше всего, — сказал Улевский и вынул из-под сидения стальные кандалы.

— Воля ваша, только Тихон ещё может услышать мой крики, и тогда вам не поздоровится, — пожал я плечами и протянул ноги, которые тут же были стиснуты скрипящим о кожу сапог металлом.

«Чья воля движет мной?» — спросил я себя и остался без ответа.

Слишком многое произошло за последнюю неделю. Заколдованное письмо, встреча с Шутом, смерть отца и, наконец, арест. Что будет дальше?

Свиток пятый Комната с маленьким человечком

Когда-то острог Центрального округа был заметно удален от города N и утопал в лесах. Но за две сотни лет город N увеличился чуть ли не вдвое и захватил прилежащие к острогу территории, и это несмотря на всяческое нежелание горожан селиться вблизи подобного учреждения.

Острог этот в своем роде удивительный, не похожий на прочие остроги Ранийской империи. Главное отличие — архитектура, которой он напоминал, по ловким замечаниям тех же горожан, круги ада. Высокая черная каменная башня, суживающаяся кверху, со светящимися по вечерам окнами, обнесена круговым замком, вмещающим до пятисот арестантов. Замок же этот надежно защищался другим замком, способным лишить свободы уже до двух тысяч ранийцев. Окружал эти строения третий замок на шесть тысяч человек, защищенный десятиметровым каменным забором.

Не трудно сделать вывод, что при великолепной защите каждого замка, при колоссальном количестве заклинаний, при отрядах охраны, не имеющей связи друг с другом, но владеющей архивом по всем острожцам, побег практически невозможен. А между тем, попыток выйти на свободу здесь случалось на порядок больше, чем в других острогах Империи. Но только попыток. Реально свершившихся побегов было одно-два в столетие.

Чтобы завершить необходимый экскурс, скажу, что в центральной башне содержались самые отъявленные преступники, по счастливой случайности избежавшие виселицы; в следующих крепостях томились преступники с менее кровавыми делами, а у внешнего забора выстроили прямоугольную тюрьму — Наружный острог — для тех ранийцев, над которыми ещё не свершился суд. И теперь острог напоминал кольцо с маленьким камушком.

В этот «камешек» меня и доставили поздним вечером того же дня.

Ввиду барского происхождения мне выделили отдельную камеру с покушениями на удобства, такие как: умывальник, лампа на столе, бумага, карандаш, отдельная туалетная комнатушка и кровать, снабженная магической защитой от клопов. Под потолком коптила масляная лампа, которая давала слабый желтоватый свет, волнами ложившийся на немногочисленные предметы. В камере отсутствовал специфический тюремный запах, и я с более ли менее довольным видом оглядел свое новое жилище.

Рядом стоял надзиратель наружного острога, господин П.В. (после дальнейших событий, плохо отразившихся на его карьере, он просил не разглашать полного имени).

— Позвольте полюбопытствовать, — заговорил он, — по какой причине-с улыбка?

— Просто не вижу причин для скорби, — ответил я.

— Для такого благородного человека, как вы, арест — уже несчастье.

— Не арест, а чистейшее недоразумение, — поправил я.

— Будь по-вашему, — склонил голову надзиратель.

— Да как ни крути, всё одна глупая ошибка.

— До свидания, — поклонился П.В. и вышел.

Я с хладнокровием выслушал щёлканье замка и растянулся на кровати, заложив руки за голову. Оставшись в одиночестве, я вспомнил всё происшедшее со мной за последние дни: встречу с Шутом, смерть отца и, наконец, удивительную находку в ящике стола. В моём воображении возникла цепь событий, которые и привели меня сюда, в тюрьму. Кто же виноват в случившемся? Совесть моя чиста. Боялся я только одного: неизбежного допроса. Хватит ли у меня душевных сил ответить на отменно-колкие вопросы и сберечь тем самым свою честь — честь одного из лучших сыщиков Ранийской империи?

Через полчаса раздумий, когда веки отяжелели и мысли все меньше слушались меня, забредая в чудные дали воспоминаний и фантазий, я приподнялся и сел, прислушавшись к своему телу. Одно из множества ощущений было лишним. Некоторое время я сидел не шевелясь, переводя рассеивающееся внимание с одной части тела на другую, потом повернул левую руку ладонью к себе и улыбнулся.

«Как я не догадался?»

Под большим пальцем, там, где ладонь начинает переходить в запястье, пёком пекла родинка. Я нажал на неё безымянным пальцем правой руки и прошептал:

— Выйди из самой себя…

Я тут же ощутил за пазухой тяжесть и с редким благоговением вынул оттуда Ламбридажь в чёрной кожаной обложке. Долго глядел на неё, потом подошёл к столу и сел. Трепетно откинув обложку, вместо страниц я увидел красивое перо и золотую чернильницу. Снова закрыл записную книгу, затем вновь открыл. На этот раз вместо провала для пера, шелестели пустые страницы. На первой странице, в самом верху, едва разборчивым почерком было написано: