Крепость - [136]

– Нина сказала что-нибудь?

– Ни слова. Забрала заявление, а перед концом рабочего дня отдала мне книжку.

Мальцов хмыкнул и радостно потер руки: открытый лист обещали выдать в июне, раскопки можно было начинать сразу после летних экзаменов. Он утаил пока эту информацию от Димки, которого рассчитывал переманить к себе: с началом работ Бортников обещал выделить ставку лаборанта. В город не ходил, продукты закупал в лавочке в соседней с Крепостью деревне и лишь два раза добрался на Димкином велосипеде до большого супермаркета на окраине и забил огромный холодильник «Bosch» – щедрый подарок от «Стройтехники», собиравшей холодильники по лицензии.

Однажды за завтраком увидал через окно Любовь Олеговну. Старушка самозабвенно окапывала клумбу, подготавливая землю к посадкам цветов. Он подошел, предложил свою помощь и за час перекопал то, на что у нее ушел бы целый день. Физическая работа взбодрила, после нее и сидячая работа пошла успешнее. На следующий день он опять помогал Любови Олеговне, обреза́л ветки на яблонях. С той поры каждое утро час-два работал волонтером, выполняя ее поручения: копал, чистил граблями начинающую пробиваться траву от зимнего мусора, вывозил его на тачке на помойку за крепостную стену.

Крепость была маленькая, продвигаясь от центра к Никольской башне-колокольне, очень скоро они подобрались к церковной ограде. Любовь Олеговна ухаживала и за церковными цветниками. Мальцов оставил ее работать на цветниках, а сам начал сгребать пожухлую траву и старые листья у стен и, пока сгребал кучи, прикидывал, где удобнее заложить раскоп.

В дальних укромных углах всегда традиционно устраиваются помойки; угол стены и основание башни были завалены разным хламом – он вывел кружок на субботник, и ребята быстро расчистили территорию. Каменная кладка была теперь присыпана только большими кучами задернованной земли, когда-то ее специально сгребли к основанию стены, завалив и цоколь фундамента башни. Давно умерший пономарь рассказывал Любови Олеговне, что земляные работы велись здесь вскоре после войны, но помнить, кто и что тут делал, она не могла: в то время еще и в школу не ходила. В деревенский дом к деду с бабкой семья перебралась в сорок втором, да так в нем и осталась, их городской домик на улице Кирова сгорел от попадания фугасной бомбы.

Серьезных реставрационных работ с необходимыми исследованиями в Крепости не велось, все силы реставрационной мастерской в советское время были брошены на сильно пострадавший от немецкой авиации город. Дата постройки Крепости была взята из летописи, пятиглавый Никольский храм и чудная колоколенка на башне датировались по архитектурному убранству и замерам кирпича семнадцатым веком.

Никольская башня с колокольней была необычна во всех отношениях – ничего подобного русское оборонительное зодчество не знало. Крепостная стена обходила башню с напольной стороны, оставляя само строение как бы внутри каменной ограды. Перед войной архитектор Маркштейфель обмерил крепость, но довести исследовательские работы до конца не успел: обрусевшего немца сгноили в ГУЛАГе. В своем отчете ученый высказал тогда предположение, что Никольская башня древнее самой крепости, и называл ее донжоном – первоначальной башней-крепостью, но никакого подтверждения эта смелая теория не получила. Летопись упоминала о строении каменного города на новом месте, отдельно стоящую башню летописец не упомянул, камни, из которых были возведены стены и башни, включая Никольскую, были идентичны, их брали из одного карьера неподалеку. В конце восемнадцатого века выработки известняка в нем забросили, в старых шахтах скрывались входы в глубокие, многоуровневые карстовые пещеры – любимое место тренировок спелеологов.

За две недели с Любовью Олеговной он привык к утренней разминке. Старушка по-прежнему неустанно копалась в грядках, но теперь справлялась сама. К середине мая на клумбах и основной дорожке, идущей от разрушенных Святых ворот к церкви, распустились тюльпаны и нарциссы, у стен в диких зарослях кустов начала пробиваться сирень. Весенние запахи всегда возбуждали Мальцова, порождали особый зуд, хорошо знакомый всем полевым исследователям, соскучившимся на зимних камеральных работах по экспедиционной свободе. Он не удержался и заложил тридцатиметровую траншею, идущую углом в обвод от башни, в том месте, где кладка стены рассекалась выходящей из земли хорошо заметной трещиной, замазанной на скорую руку цементным раствором. Часть траншеи продолжалась по кладке стены: важно было посмотреть место стыковки стены и оборонительного сооружения. Можно было предположить, что каменный раскат, не рассчитанный изначально нести принудительный груз колокольни, не выдержал ее веса, но трещина была лишь одна – выходит, в этом месте что-то было не так с фундаментом. Подобные башни в пятнадцатом столетии, если не задумывались как проездные ворота, строили глухими, никакого входа с земли не существовало, на верхние боевые этажи попадали прямо со стены. Если допустить, что Никольская башня когда-то была донжоном, возвышавшимся над речным обрывом, а полукругом его обнимал деревянный замок, в башне должен был быть вход снизу, скрытый теперь наросшим за века культурным слоем. В любом случае его траншея была оправданна: трещина угрожала сооружению, исследовать причины ее возникновения было правильно во всех отношениях.