Крепкая подпись - [95]
— Не надо было убивать Распутина! — проскрипел он и заспешил на другую сторону шаткими, неверными шагами, точно запутываясь в сетке дождя.
— Вот шут гороховый, — сказал кто-то, а поэт, сложив ладони лодочкой, крикнул вдогонку:
— Эх, не надо было отменять крепостное право!
— А ну его к лешему, — отмахнулся докладчик. — Отрыжка старого мира… Не отвлекаться! Ставлю на голосование коллективную декламацию! За? Против? Воздержавшиеся?
Подсчитав голоса, он повернулся к уральцу и сообщил несколько грубовато:
— Утрись! Пошли дальше!
Но тут потребовал слова орловский делегат. Мостовой ему показалось мало. Ему нужна была трибуна, и он вскочил на поваленный, поломанный ларь. Вид у орловца был живописный: черная куртка с цветными заплатами, на одной ноге — щегольская коричневая крага, на другой — русский сапог с обрезанным голенищем. Басок у него еще ломался, на щеках вспыхивал неровный румянец.
— Предлагаю обсудить, можем ли мы сидеть в присутствии вождя революции? Я считаю, что не можем! Разговаривая с ним, мы обязаны стоять!
В течение нескольких секунд был слышен только назойливо-однообразный шум дождя, потом тоненький и очень звонкий голос рассек эту внезапно наступившую тишину:
— А ну слазь! Тоже памятник выискался!
Быстрая и ловкая фигурка подскочила к орловцу. Из-под солдатской папахи выбивались светлые пряди, блестели глаза, зубы. Искорка. Единственная девушка здесь, питерский делегат. Она обеими руками ухватила торчавшую из ларя доску и дернула ее, точно надеясь низвергнуть оратора.
— Товарищи, что мы слышим? Нам предлагают тянуться перед человеком, которому ненавистно всякое чинопочитание! Воскресить старорежимные нравы. Какая дикость! Нет слов!
— Послушай, старик! — примирительно сказал докладчик. — Ты лучше не нажимай! Шлепнешься единогласно!.. Ну что ты станешь делать, если тебе предложат сесть?
— То и стану делать! — упрямо мотнул головой орловец. — А вы делайте как знаете!
Докладчик махнул рукой — «вполне безнадежен» — и достал из кармана кожаный мешочек. Среди всех присутствующих только он был обладателем часов — старинных, дедовских, в виде луковицы. Они и хранились в кожаном мешочке. Прикрыв часы ладонью, он поднес их к глазам:
— Братцы, ходу, ходу!
Был еще не поздний час, а над Красной площадью уже опустились сумерки. Тускло отсвечивали мокрые булыжники. Только главный шатер Василия Блаженного виден был отчетливо, а ниже все окутывалось пепельно-серой дымкой. Очертания башен и зубцов на кремлевской стене казались чуть размытыми в сумеречном воздухе. Все это было знакомо и в другой день не задержало бы внимания, но сейчас захотелось остановиться, постоять минутку…
— Когда-то похаживали здесь стрельцы… С пищалями, бердышами, в кафтанах, — сказал орловец, и глаза у него заблестели. — Стояли в ночных дозорах… А знаете, как они перекликались? «Славен город Москва!» Это один. А другой в ответ: «Славен город Суздаль!» А третий: «Славен город Смоленск!»
Дребезжа отбитыми внутренностями, рассыпая пучки зеленых искр, на площадь медленно въехал трамвайный вагон — нечастое зрелище в столице. Первая четверть двадцатого века напомнила о себе.
— Ты, пищаль, хватит! — Докладчик окинул орловца суровым взглядом. — И смотри не вздумай соваться со своим альбомчиком.
Альбомчик орловского делегата был, что называется, притчей во языцех. Многие считали, что орловец занимается делом весьма неподходящим: обзавелся альбомом, куда вносил каллиграфическим почерком «мысли, стихи, впечатления, изречения» — так было написано печатными буквами на обложке. Немало пришлось ему претерпеть насмешек. Именовался он и «мамзель гимназисткой», и «девицею из благородного института», и «господским мальчиком», но с альбомом не расставался. Ночью держал под головой, остальное время суток — в глубоком нагрудном кармане шинели. Самым упорствующим насмешникам он объяснял, что они, если желают, могут убедиться, что в его альбоме оставляли свои записи «не последние лица в текущем мире».
— Вот что, братцы, — тихо сказал докладчик, — дайте мне теперь побыть одному.
Его поняли и пошли, отставая на шаг. Под ногами хлюпала вода. Все ближе и ближе подходили они к деревянной будке, прилепившейся к Спасским воротам. Здесь им были приготовлены пропуска.
В большой комнате было очень тихо — так тихо, что шелест бумаг казался резким звуком. И они были здесь единственными посетителями. Значит, больше никому не назначено на это время. Секретарша только успела, записать, какая делегация явилась на прием к председателю Совнаркома, как открылась дверь из соседней комнаты и они увидели человека, которого сразу не узнали.
Он стоял в дверях, очень знакомый и совсем другой, похожий и непохожий на себя; брови, усы, бородка, завитки волос вокруг головы золотисто отсвечивали, расставленные глаза улыбались.
Требовалось хоть немного времени, чтобы освоиться с поразительной мыслью, что вот они уже и встретились с Лениным. Но он сразу, точно одним махом, уничтожил все, что могло их сковывать.
— Здравствуйте, молодые товарищи! — В голосе его слышалась небольшая, какая-то очень «домашняя» хрипотца. — Заходите, заходите. Разбирайте все, что годится для сиденья. Сейчас дадим полный свет.
Имя князя Дмитрия Ивановича Шаховского (1861–1939) было широко известно в общественных кругах России рубежа XIX–XX веков. Потомок Рюриковичей, сын боевого гвардейского генерала, внук декабриста, он являлся видным деятелем земского самоуправления, одним из создателей и лидером кадетской партии, депутатом и секретарем Первой Государственной думы, министром Временного правительства, а в годы гражданской войны — активным участником борьбы с большевиками. Д. И. Шаховской — духовный вдохновитель Братства «Приютино», в которое входили замечательные представители русской либеральной интеллигенции — В. И. Вернадский, Ф.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Паша Ангелина — первая в стране женщина, овладевшая искусством вождения трактора. Образ человека нового коммунистического облика тепло и точно нарисован в книге Аркадия Славутского. Написанная простым, ясным языком, без вычурности, она воссоздает подлинную правду о горестях, бедах, подвигах, исканиях, думах и радостях Паши Ангелиной.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.