Крепкая подпись - [118]

Станиславский как-то сказал: актер должен уметь говорить. Он имел в виду истинный профессионализм. Есть актеры, которые не умеют говорить, хотя это уменье — их прямая обязанность. Так же как художник должен уметь рисовать, а писатель — писать, но ведь так, мы знаем, бывает не всегда. В этом неумирающее значение истины, которая кажется такой банально-прописной.

Лев Канторович боялся быть дилетантом. Он написал превосходные книги, которые, как говорится, имеют самостоятельное значение. Они и сейчас не залеживаются на библиотечных полках. Некоторые с его рисунками, некоторые без рисунков. Невыполнимая задача решить, какого Канторовича тут больше — художника или писателя.

Проза Льва Канторовича абсолютно похожа на его рисунки. О ней можно говорить теми же словами. Очень большое внимание к форме, как в рисунках, но никакой игры с ней — все ясно, точно, просто, зримо, все отмечено хорошим вкусом, зоркой наблюдательностью. Каждая строчка говорит о незаурядности ее автора, о его жадном интересе к жизни, о любви, даже преклонении перед своими героями — полярниками, пограничниками, летчиками, матросами. Им отдано все.

Критики, писатели отмечали одно особое обстоятельство: Лев Канторович не любил писать о плохих людях. Это так, но это нуждается в пояснении. Это не значит, что он изображал людей идеальных. Вероятно, многие из его героев обладали свойственными людям слабостями. Но они почти все время в особых обстоятельствах — почти всегда в таких, когда человек должен стать выше своих слабостей, если они есть, и свято выполнять свой долг. Когда все «мелочи жизни» отступают, исчезают и остается самое крупное — то, что составляет вершину жизни. Они в особых жизненных обстоятельствах, которые выковали в них характер бойцов. Более того, исполнение долга, беззаветное, когда может быть отдана жизнь, становится будничным, повседневным.

В одной рецензии сказано, что Лев Канторович «певец людей доблести и долга». Он бы поморщился, прочитав о себе, что он «певец». Это показалось бы ему несколько натянутым и даже не лишенным комического свойства. Певец! Но это было так — он воспевал красками и словом этих людей. Вероятно, он не устал бы писать о таких людях и рисовать их еще много лет.

Он прекрасно знал и чувствовал свою тему: люди долга. Любил, был предан ей. Он сразу нашел своих героев, свою тему. Он нашел в этих людях то, что считал настоящим, что его восхищало: исключительные обстоятельства стали повседневными и казались обыкновенными у его героев, это их норма.

Он был счастливый писатель и счастливый художник, потому что нашел своих героев и возлюбил их всем сердцем. Если хотите, это была своеобразная узкая специализация.

Однако только человек, потерявший совесть, мог бы назвать его лакировщиком. Из огромной, сложной, противоречивой действительности он выбрал себе то, что было ему ближе, с чем жил он сам. Это была прямая любовь к жизни, к лучшему, что в ней есть. Он не понимал, что такое творческий или всякий иной кризис. Вся эта сложность оставалась вне его. Он быстро нашел себя и свое место в жизни.

«Герой — это тот человек, который в решительный момент делает то, что он должен делать», — писал Ю. Фучик. Лет около ста назад толстовский герой «Набега» капитан Хлопов говорил: «Храбрый тот, который ведет себя как следует». Лев Канторович с юношеских лет всегда вел себя как следует. Поэт Борис Корнилов, который дружил с Канторовичем и к замечательной поэме которого «Моя Африка» Лев сделал «картинки», размышляя о людях, не оправдавших высокого счета, предъявленного к ним эпохой, писал, что жизнь таких людей назовут «прогулом с безобразием пополам». Лев Канторович жил по самому высокому счету. Он не прогулял ни одного дня. Он всегда был на самом главном направлении. Он не сетовал, что опоздал родиться, что вся романтика где-то там, в не столь уж давнем, но уже далеком прошлом, в октябрьских днях, в битвах и походах гражданской войны. Он жаждал романтики и нашел ее в тех днях, в которых жил. Он всегда был мобилизованным и призванным и на призыв своего времени всегда являлся в первый день. Это надо понимать не только символически, но как абсолютную реальность, буквально. Так было во время освобождения Западной Украины и Белоруссии. Когда загремела канонада на финских рубежах. Когда началась война с фашистской Германией.

В первый день Отечественной войны Лев Канторович был в форме пограничника, уже добился назначения туда, где завязались первые бои. В этой смертельной схватке он все тот же, только прежние его черты укрупнились в нем. Так изумительно похожи на него и так «по-канторовически» звучат строки его писем, которые он успел прислать с фронта: «Встретил много старых друзей, и жить с ними и работать — отлично. Если придется задержаться надолго, возражать не буду». И дальше — его заповедь: «Главное — хладнокровие и веселый взгляд на вещи».

Он пал смертью храбрых на исходе второй недели от начала Отечественной войны, у города Энсо, защищая ближние подступы к Ленинграду.

ГАЗЕТНЫЙ ЛИСТ, КАК ЗНАМЯ

СВОЯ ПЕЧАТЬ

Больше всего на свете он любил, когда затевалось новое дело. Это был для него истинный праздник, торжество. Еще только заговорили о возможном издании «Литературного Ленинграда», а он уже пришел в оргкомитет нового Союза писателей, чтобы узнать, правда ли это.