Креольские ночи - [47]

– Ко… конечно.

– Думаешь, я забыл, что портрет всех троих Ванье, включая Филиппа, висит на самом видном месте в моей собственной спальне?

– Что? – в замешательстве воскликнула она, попятившись, поскольку он наступал на нее.

В мгновение ока он преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за плечи.

– Не прикидывайся удивленной, Элина. Это сработало однажды, но с тех пор я поумнел благодаря твоим уловкам. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Она покачала головой:

– Нет-нет, ты говоришь все эти ужасные вещи, потому что не хочешь взглянуть правде в глаза! Я совершенно не понимаю, что, ради всего святого, ты имеешь в виду!

Он схватил ее за руку, поволок на террасу, а затем в свою комнату. Они остановились напротив его гардеробной. Когда Элина увидела портрет с изображением отца, его жены и их юного сына, ее пронзила острая боль. Отец выглядел таким счастливым.

– Что ты теперь скажешь в свое оправдание? – спросил Рене, все еще сжимая ее руку. Его вопрос вывел ее из задумчивости. Внезапно Элина поняла: он подозревает, что она скопировала портрет.

– Я увидела эту картину только сейчас, – сказала Элина, глядя ему в потемневшие от гнева глаза. – Когда, по-твоему, я могла быть в этой комнате?

– Да когда угодно. – Он повысил голос. – Ты перевернула содержимое моего письменного стола, пыталась подкупить моего кучера и в довершение всего скопировала этот портрет. Мне кажется, мадемуазель, ты очень ловко действуешь у меня за спиной. За последние два дня у тебя была масса возможностей увидеть и скопировать портрет. Именно для этого ты и попросила у меня рисовальные принадлежности.

В ее зеленых глазах вспыхнула ярость.

– Меньше всего мне хотелось входить в твою комнату. Я всячески этого избегала. Не была я здесь и портрета этого не видела.

– Только вчера я упомянул, что в моей комнате есть портрет Джулии. Хочешь сказать, что ты этого не слышала?

– Не слышала. Потому что ты это выдумал.

– Я никогда ничего не выдумываю, Элина. У меня не такое богатое воображение, как у тебя. И нет актерских способностей. Зато ты играешь свою роль блестяще.

Но тут гнев его поутих, и он расслабил пальцы, сжимавшие ее руку. Элина же, напротив, вся кипела от ярости.

– Ты не желаешь меня слушать, правда? – Она топнула ногой. – Считаешь, что я стремлюсь завладеть чужими деньгами?

Он указал на портрет:

– Мне кажется, доказательство тому здесь, перед тобой.

– Ты должен был заметить, что изображения не совсем одинаковы.

Рене насмешливо улыбнулся:

– В обоих случаях это Филипп. Художник может изменить выражение лица или позу персоны, которую рисует.

Элина выдернула руку из его ладони и направилась к двери на террасу. Не дойдя несколько шагов, она остановилась и повернулась к нему лицом.

– Надеешься запугать меня своими фокусами и уловками, но я найду способ одолеть тебя. Ты еще пожалеешь о том, что так издевался надо мной.

Рене спокойно приблизился к ней.

– По-твоему, мне следовало обвинить мужа моей сестры в двоеженстве, поверив словам какой-то девчонки?

– Я говорю правду! – крикнула она. – Благородный человек не усомнился бы в этом, и не стал бы приводить меня в свою спальню.

Он вновь схватил ее.

– Благородная женщина не стала бы расхаживать полуодетой, в ночной рубашке и босиком, ожидая при этом, что ее оставят в покое.

Она была оскорблена до глубины души, но виду не подала. Только зажала ворот рубашки у шеи.

– Было жарко. Кроме того, я не ожидала, что меня побеспокоят в моей спальне.

Девушка попыталась вырваться, но он крепко держал ее.

– Тебя обязательно побеспокоят, если я поблизости, милые глазки, – пробормотал он. Его взгляд скользил по ее свободно струящимся волосам, розовым щекам и точеному носу, пока не остановился на губах.

Его горевший желанием взгляд завораживал Элину. Ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств. Ей хотелось, чтобы Рене ласкал ее, она жаждала его поцелуев.

Он ласкал ее страстно, неистово, покрывал поцелуями ее лицо, шею, впиваясь губами в ее губы. Элина отвечала на его ласки с тем же неистовством. Она обхватила руками его мощное тело, и он застонал. Подхватив Элину на руки, он отнес ее на кровать и опустился на постель рядом с ней, затем лег на нее.

– Не делай этого, Рене, – прошептала она, когда он склонил голову, уткнувшись в ее шею, но ее голос прозвучал чарующе призывно.

– Ты ведь не собираешься повернуться ко мне своей колючей стороной, не так ли?

– Если бы ты могла понять, как я мечтал о тебе эти последние несколько дней, как хотел тебя, ты не отвергла бы меня. – Он не мог отвести глаз от ее трепещущего тела. – Будь я так же талантлив в живописи, как ты, изобразил бы тебя на холсте такой, как сейчас. Но никто никогда не увидел бы этой картины, только я.

Упоминание о живописи сразу же напомнило ей, почему она оказалась в его спальне. И это придало ей решимости.

На этот раз она была непреклонна и отбросила прочь его руку, потянувшуюся к ее груди.

– Мой талант, судя по всему, не принес мне ничего хорошего. А изобразить меня в таком виде я не позволила бы никому, даже самому талантливому живописцу.

Рене вышел из себя. Раздраженно вздохнув, он обхватил ее запястья и пригвоздил ее руки к покрывалу. Он все еще нависал над ней и видел, как холодно блестят ее глаза.