Кремлевские призраки - [22]

– Кто это? – скорее выдохнул, чем сказал он.

– Ульянов, – прозвучало в ответ. – Владимир Ильич.

– Кто?!

– Ленин.

Тут Кривенко решил, что сон продолжается. Мало ли что может присниться. Даже Ленин.

– Простите, но я вам не снюсь, – смущенно проговорил тот, кто виднелся на фоне часов.

– Откуда вы?

– Этажом выше моя квартира, – Ленин показал рукой наверх. – Собственно говоря, я там… Но заглядываю по-соседски.

– Что вы хотите?

– Ничего, – поспешно сказал Ленин. – Поговорить. Знаете ли, ужасно скучно. Так хочется пообщаться. Но ведь проблема. Женщины особенно боятся. Только попытаешься обратиться – в обморок. Да и мужчины частенько не лучше. Так что я уж не лезу. Но вы человек крепкий. Я давно понял. А кроме того, исполнительный. Это особенно важно в том деле, с которым я хочу к вам обратиться.

Чего действительно нельзя было отнять у Кривенко, так это исполнительности. Сказывались годы работы в аппарате Центрального комитета КПСС, куда, между прочим, он попал совершенно случайно. Повезло. Зато все остальное – своим трудом. Как говорится, потом и кровью. Но почему этот призрак знает?

– Вы что, следите за нами?

– Так, наблюдаю, – произнес Ленин.

Кривенко с беспокойством вспомнил, как он тискал по вечерам одну молодую сотрудницу. А потом было такое, что вспоминать страшно… И вновь зазвучал слабый голос:

– Да вы не беспокойтесь. Что тут, собственно говоря, страшного? Дело житейское. И потом, я никому. Можете быть уверены.

Чуть помедлив, Кривенко сказал обреченным голосом:

– Ладно. Что вам от меня надо?

Фигура Ленина чуть приблизилась.

– Чтобы вы меня выслушали.

– И все? – не без опаски спросил Кривенко.

– Клянусь.

Кривенко чуть поуспокоился, он понимал, что придется выслушать призрак вождя, и слабая надежда на благополучный исход грела его. Он двинулся, устраиваясь поудобнее, старый диван бархатно, с удовольствием крякнул ему в ответ.

– Слушаю.

Ленин еще придвинулся.

– Я знаю, что ко мне отношение разное. Любят, не любят. Не в этом дело. Хочу, чтобы люди правильно понимали суть происходящего.

– Вы… привидение? – осторожно спросил Кривенко.

– Да.

– Надолго?

– Пока не похоронят, – нетерпеливо ответил Ленин. – Поверьте, не это сейчас важно. Я хочу объяснить, как правильно относиться к тому, что происходило в России с октября семнадцатого.

– А трудно… быть привидением?

– Трудно, – проговорил Ленин и, словно спохватившись, продолжил. – Да вы не отвлекайтесь, вы послушайте. С одной стороны, все, что произошло после октябрьского переворота, ужасно. Эти жертвы, насилие. Но с другой стороны, это можно воспринимать как проявление неотвратимого. То есть того, что так или иначе должно было проявиться. Тут, понимаете ли, у меня есть одна догадка. Батенька, да вы опять не слушаете.

И в самом деле Кривенко совершенно непроизвольно вспомнилось, как Ирочка, ужасно пьяная, шептала ему: «Идемте в музей-квартиру. Я код знаю. Идемте. Это так интересно. Ночью. Я уже ходила». Ему хотелось и было страшновато. «А как же охрана?» – прошептал он в ответ, хотя в комнате уже никого не было. «Они не заметят. Свет зажигать не будем. Идемте». Потом они осторожно шли по сонным коридорам, поднимались по тихой лестнице. Кодовый замок щелкнул так громко, что Кривенко перепугался – конец! Но никто не поднял крик, не взвыла, вспарывая ночь, сирена. Затворилась дверь, оставляя их в пространстве музея. Сочно клацнула защелка, и тишина вернулась под старые, усталые своды. Свет из маленького внутреннего дворика был достаточно ярок. Длинный коридор с большими книжными шкафами с обеих сторон привел их к этакому перекрестку: коридор уходил налево и направо, а впереди угадывались две белые двери. Ирочка уверенно открыла правую и шагнула в темноту. Миновав какой-то закуток, они очутились в небольшой комнате, вполне освещенной светом уличных фонарей. «Комната Ленина», – сказала Ирочка. Кривенко, никогда не бывавший здесь прежде, огляделся: железная кровать, письменный стол у окна, шкаф, кресло – вот и вся обстановка. Скромно. В свою бытность коммунистом Кривенко не делал из Ленина кумира, но ему было приятно убедиться, что вождь на самом деле жил скромно – качество, напрочь забытое последователями. И тут Ирочка прильнула к нему, обняла, закрыла ему рот нетерпеливым поцелуем. Чуть позже, когда поцелуй прервался, он услышал горячий шепот: «Я хочу с тобой. На кровати Ленина». Ему и самому хотелось совершить с Ирочкой то, что предназначила природа совершать мужчине и женщине. Но делать это в музее, да еще на кровати Ленина было боязно: вдруг поймают. Ну и скандал тогда будет. «Давай спустимся ко мне в комнату», – прошептал Кривенко. Ирочка вновь закрыла ему рот поцелуем, страстным и долгим, ее маленькая проворная рука скользнула вниз, расстегнула ширинку. Кривенко не стал сопротивляться.

Потом он видел перед собой в слабом, проникавшем с улицы свете небольшую тумбочку с допотопной лампой. В ухо ему устало дышала Ирочка. Он снова думал о том, что произойдет, если вдруг охрана обнаружит их на кровати Ленина, занимающихся столь важным делом. Страх и кураж владели им. Конечно, худо будет, если поймают. Но кто еще похвалится, что проделывал такое на кровати Ильича? Ленина! Пусть. Даже если поймают. А Ирочка шептала: «Я хочу еще…»