Кремлёвские нравы - [31]

Шрифт
Интервал

Наблюдаю за этими страстями как в тумане. Потому что взять себя в руки не удается. Не выходит из головы умерший на моих руках отец. И особенно погано оттого, что урна с его прахом до сих пор покоится в крематории, а я никак не могу выхлопотать место на кладбище. Нет мест. Или гони четыре тыcячи долларов…

* * *

В один из этих жарких июльских дней позвонил наобум на ближайшее, Миусское кладбище. Не надеясь на удачу, попросил к телефону директора.

— Я вас слушаю, — отозвался прокуренный голос.

Объяснил свою просьбу.

— Приезжайте, — сказала трубка.

Отпросившись на пару часов, несусь на кладбище. У входа, в деревянном вагончике, увешанном прейскурантами цен на похоронные услуги, нахожу директора, крестьянского вида обветренного мужика с цигаркой в зубах. Спортивные штаны и майка. Он внимательно щурится на меня — что за гость в пиджаке и галстуке (в такую-то жару!) пожаловал в его хозяйство.

— Юрий Ромашкин, хозяин, — представился он, протянул загорелую руку.

Впервые решив использовать служебное положение, отрекомендовался по всей форме: я — консультант, мол, служу в высоком кабинете, и не кому-нибудь — всенародно избранному…

— Пустое, — говорит Юрий. — Перед Богом все равны. Выкладывай…

Кратко изложив дело, добавил, понизив голос:

— Добром отплачу. Может, и я вам чем-нибудь сгожусь…

— У меня в Москве два кладбища — ухмыльнулся директор. — Дом за городом, машина. Прикрытие — Березовский позавидует. Сам знаешь, какой у нас, гробовщиков да могильщиков, основной контингент. Ничего мне не надо. Разве пару участков у Кремлевской стены… Извини, не хотел тебя обидеть. Понимаю, горе. Нрав у меня смешливый, несмотря на должность. Иначе здесь нельзя — самого закопают… А теперь ступай к окошку, там кассиром моя жена, уплати госцену, потом выберем участок и помянем. И, пожалуйста, не надо лишнего трепа…

Как не помянуть с таким человеком? В первый раз за последние недели полегчало на душе. Когда вернулись с кладбища в контору, электроплитка уже накалилась, жена Ромашкина хлопотала над пельменями, доставала из шкафчика рюмки. «И сладок был мне тот бокал вина», — сказал в прошлом веке Добролюбов, правда по другому поводу.

— Еще решетку поставлю красивую, — сказал, прощаясь, директор кладбища. — За счет заведения. Будешь вспоминать Ромашкина…

А потом я поехал в Кремль. И на пороге приемной пресс-секретаря столкнулся с Ипатьевым. Он удивленно округлил прозрачные свои глаза, властным жестом пригласил в кабинет:

— Тебя-то мне и надо…

Сердце заколотилось снова. Я уже знал, что будет дальше. Несколько недель назад в пресс-службе произошел неприятный инцидент — потасовка. И я наблюдал, как пытался обойтись Ипатьев с невинно пострадавшим в ней Бедным Юриком. Видно, пришла моя очередь подставлять выю… Целых пять лет дожидался.

* * *

С Юриком вот что. Он пришел в пресс-службу к Костикову одним из первых. Выпускник МГИМО, знаток нескольких иностранных языков, он слыл среди нас эрудитом, книгочеем, каким и надлежит быть международнику. Несколько заносчивый. С кем не бывает? Институт международных отношений тоже «об себе большого мнения». Но главное, сам в жизни пробился. Приехал и оказался в гнезде, вожделенном даже для номенклатурных птенцов. А ведь никто не помогал. Некому было. Сирота. В родном городе Нальчике остались, правда, две пожилые сестры. Так то Нальчик. Предгорье Эльбруса. Для гордой Москвы — глухомань. В столице не только закончил МГИМО, но и женился (не менее важное событие) на хорошей девушке, дочку родили. Затем работа в газете, приглашение в Кремль. Карьера! Любой благополучный упитанный москвич с Кутузовского проспекта позавидует. Юрик же не был ни упитанным, ни благополучным. Маленького роста, худой, очки на носу, больная нога.

Другим фигурантом вышеозначенной потасовки был Бушуев, пришедший в пресс-службу из японского агентства. Из-за скудной растительности на желтоватом лице он и сам смахивал на посланца страны восходящего солнца, за что и получил прозвище «Штабс-капитан Бушуев». Росту был, правда, внушительного. Вкрадчивые кошачьи манеры, тихий голос, внешняя невозмутимость. Но в отличие от бывших японских коллег-аккуратистов, кабинет свой загадил до последней возможности. Прошлогодние пыльные бумаги вперемежку со вчерашними объедками дополняли брошенные тут же старые носки и стаканы, где высохшая заварка давно превратилась в мох-сфагнум. Всюду немытые баночки из-под сметаны, кефира, другой гадости. Любил питать свою особу полезными сыворотками! В этом рукотворном бедламе вечно все терялось — степлеры, клей, ножницы, дыроколы. Бушуев, если что-то пропадало, заходил в наш кабинет и вовсю пользовался чужими вещами. Однажды Юрику это надоело и он посоветовал Штабс-капитану уплыть отсюда «на белом катере к такой-то матери». И оперативно. Бушуев схватил его за горло, ударил головой об стенку… Жалко, меня в кабинете не было. Ограбленный и побитый, себе на горе, Юрик решил пожаловаться руководителю пресс-службы. А тот как будто ждал подходящего случая. «Немедленно уволить обоих!» — был вердикт Ипатьева. Вышестоящая инстанция над потерпевшим все же сжалилась, хорошенько потрепав парню нервы. Штабс-капитану, напротив, пришлось упаковывать в торбу носки да заварки и проситься назад, к самураям…


Рекомендуем почитать
Максимилиан Волошин, или Себя забывший бог

Неразгаданный сфинкс Серебряного века Максимилиан Волошин — поэт, художник, антропософ, масон, хозяин знаменитого Дома Поэта, поэтический летописец русской усобицы, миротворец белых и красных — по сей день возбуждает живой интерес и вызывает споры. Разрешить если не все, то многие из них поможет это первое объёмное жизнеописание поэта, включающее и всесторонний анализ его лучших творений. Всем своим творчеством Волошин пытался дать ответы на «проклятые» русские вопросы, и эти ответы не устроили ни белую, ни красную сторону.


Вышки в степи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всем спасибо

Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.


Троцкий. Характеристика (По личным воспоминаниям)

Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.