Кремлевские любовницы - [78]

Лариса сама писала стихи, но все же с большим воодушевлением она поднимала на заседаниях клуба острые, принципиальные споры. Это был ее конек Никто не мог сравниться с ней в красноречии, остроумии и находчивости. Лариса обладала действительно «мужским умом», но как бы она ни старалась подчеркнуть силу своего характера, ума, Рейснер оставалась воплощением женственности, с легким, едва уловимым налетом тонкого кокетства. Дерзкая, решительная, она умела ни при каких обстоятельствах не терять самообладания.

В беседах со Всеволодом она часто жаловалась, что перестала понимать простые вещи. Ее огорчало постоянное стремление все усложнить. Природа с ее простотой форм и проявлений не особенно привлекала Ларису. Другое дело — человек. Но и здесь ей был интересен не сегодняшний обыватель, а человек будущего. Она вообще любила говорить о будущем, любила мечтать о нем. Но подобные разговоры, как правило, заходили в тупик Лариса любила неразрешимые загадки и неожиданные повороты. Порой ее острый язык и несколько ироничный взгляд могли обидеть кого-нибудь, но с друзьями она всегда была предельно честной и простой. Лариса любила танцы, кататься верхом, читала все подряд: от научной литературы до легких романов, в общем, ничто человеческое ей было не чуждо.

Она немного стеснялась своего романтизма, но и отказаться от него не желала.

1916 год поставил точку на их студенческой юности. Несколько курсов были призваны в армию. Судьба разбросала старых друзей по разным воинским частям. Рождественский на несколько месяцев потерял из виду Ларису Михайловну, правда, до него доходили слухи о ее активном участии в Октябрьском перевороте, да еще о том, что она связала свою судьбу с моряками Кронштадта. Зная решительный характер Ларисы, его это не удивляло. Ее вечное желание находиться на гребне истории не могло оставить девушку в стороне от столь значительных событий. Рейснер приняла участие в защите памятников старины и искусства, одно время даже работала с А. В. Луначарским. Затем ее увлекла за собой гражданская война и она вместе с моряками-балтийцами героически сражалась на фронтах революции.

В 1920 году, после долгой разлуки они снова встретились в Петербурге. К этому времени Рождественский был уже младшим командиром Красной Армии.

Его часть дислоцировалась в Петроградском гарнизоне. Сам Всеволод занял небольшую комнатку в «Доме искусств».

Однажды, направляясь на работу и проходя мимо Адмиралтейства, он услышал позади себя легкое шуршание автомобильных колес. Неожиданно машина остановилась и Всеволода окликнула женщина в морской форме с удивительно знакомой улыбкой. Подойдя поближе, он узнал ее. Это была Лариса — элегантная, подтянутая и, как всегда, очаровательная.

Она пригласила старого друга в машину и, не скрывая радости, принялась расспрашивать о бывших членах клуба, о жизни самого Всеволода. Времени было очень мало, а поговорить хотелось обо всем. Лариса вспоминала студенческие времена — наивные подробности юношеского бытия странным образом увлекали ее, несмотря на суровую действительность, подмявшую под себя былой романтизм.

Лариса Михайловна настаивала, чтобы Всеволод пришел к ней в гости, прихватив кого-нибудь из поэтов. В то время она жила на казенной квартире в здании Адмиралтейства.

Через несколько дней Рождественский вместе с Кузьминым и Мандельштамом направились к старой знакомой «на чашечку кофе». У дверей их встретил моряк и повел гулкими, мрачными коридорами в квартиру бывшего морского министра Григоровича, именно ее и занимала Лариса.

Больше всех растерялся в этой обстановке несколько рассеянный Михаил Кузьмин, он то и дело отставал и с тайным благоговением осматривал висевшие на стене полотна с изображением батальных сцен и расположенные здесь же портреты знаменитых флотоводцев. Подойдя к двери Ларисиных апартаментов, матрос церемонно доложил о прибытии гостей.

Лариса встретила их в тяжелом, прошитом золотыми нитками халате, чистый, строгий пробор на ее голове украшала тугая каштановая коса, аккуратно уложенная кольцом. Старые друзья расположились в небольшой комнатке, задрапированной экзотическими тканями, широкая низкая тахта была завалена английскими книгами, исключение составлял толстый древнегреческий словарь, лежавший по соседству. По углам комнату украшали бронзовые и медные будды, а на фоне сигнального корабельного флага красовался наган и гардемаринский палаш. Низкий восточный столик украшало бесчисленное количество флакончиков с духами, каких-то сосудиков и ящичков — все было выдержано в восточном стиле и удивительно гармонировало друг с другом.

Гости удобно расположились в комнате, завязалась оживленная беседа. Делились впечатлениями о войне, о боях. Затем разговор плавно перешел на литературную тему: обсуждались последние новинки в поэзии и вообще в литературной жизни Петербурга. Обойти эту тему было невозможно, тем более, что полным ходом шла подготовка к маскараду, который должен был состоятся в «Доме искусств».

Об этом событии стоит рассказать несколько подробнее.

В то время писатели всех поколений нашли себе пристанище в двух верхних эта-жах красивого здания на углу Невского и Мойки, в бывших апартаментах братьев Елисеевых. Здесь же, в холодных гостиных они устраивали свои диспуты, вели занятия различных студий. В общем, это было чуть ли не единственное место, где интеллигенция города создавала новое советское искусство. Инициатором создания этого дома стал А. М. Горький. Он одновременно являлся как бы ангелом-хранителем для его питрмцев. Горький неустанно хлопотал в разных инстанциях, стараясь обеспечить литераторов дровами, светом, продовольственными пайками.