Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина - [21]

— А ты, Мишенька, кто ты? Извини за прямой вопрос, но ты считаешь себя лучше сталинских прихлебателей?

— Трудно говорить о себе: я тоже расстреливал людей, которые не приняли революцию.

— Так где же твои чувства милосердия, жалости, стыда?

— Во всех моих действиях мною руководил, в первую очередь, гражданский долг. В борьбе за справедливость нет места сентиментальности.

— Ты — дворянин, аристократ, бывший белый офицер, как ты решился всему этому изменить? Спрашиваю тебя так прямо, без околичностей, потому что люблю тебя, люблю впервые в жизни.

Тухачевский тяжело дышал, расстегнул воротничок. Мы вышли в сад.

— Верочка, ты задала мне страшный вопрос! Я тебе открою всю душу. Мы с тобой очень близки, но жизнь нас разлучит. Ты знаешь, это даже лучше для меня. За ошибки надо платить. Что общего между мной и этими темными мужиками Ворошиловым и Буденным? Пролезли наверх и корчат из себя полководцев. Я — высокообразованный, профессиональный военный — завишу от настроения любого тупого народного комиссара. И ничего невозможно поделать, сталинский бюрократический аппарат невозможно сломать…. Все, кончилось кино!

— Мишенька, что же делать?

— Терпеть… и ждать конца.

ГЕОРГИЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ МАЛЕНКОВ

Получив приглашение на день рождения Маленкова, я пошла купить ему в подарок пару украинских вышитых рубашек. Ловлю такси, и тут подъезжает он сам. Предложил сесть в машину, и мы быстро доехали до его дачи в Серебряном бору. Хозяйкой там была его жена Голубцова, которая недавно, благодаря поддержке партии, получила степень доктора технических наук — без защиты диссертации — и руководство Московским энергетическим институтом. Сам виновник торжества ради партийной работы отказался от высшего образования.

Среди гостей были Микоян, Ворошилов, Каганович, Ежов, Поскребышев, Орджоникидзе, Андреев, Шверник.

— Вера Александровна, я счастлив, что вы приехали, — сказал Маленков.

— Спасибо, и я рада встретиться с вами в домашней обстановке.

— Давайте оставим гостей и побеседуем, — взял он меня под руку, и мы вышли на террасу. Была тихая ночь.

— Вера Александровна, — нарушил молчание Маленков, — я давно думаю о вас, интересуюсь вашей жизнью.

— Не понимаю, о чем вы?

— Иначе говоря, речь идет о признании в любви.

— Ох, ради бога, не надо… Прошу вас! Мне надоело слушать признания в любви, самой искренней, предложения руки и сердца!

Тридцатитрехлетний Маленков напоминал толстого ручного медведя.

— Скажу честно, — продолжал он медленно, — я не отстану от вас, это сильнее меня. Кстати, последнее увлечение Сталина — певица Златогорова, она уже трижды была у него. Иногда он вспоминает и о своих старых привязанностях: неделю назад его навестила Валерия Владимиров на Барсова. Не будете же вы хранить ему верность в такой ситуации?

— Георгий Максимилианович, вы шокируете меня! Вернемся к гостям, а наш разговор продолжим в другой раз, у меня, тем более, что я многое должна рассказать вам.

Маленков схватил мою руку и долго не отпускал ее:

— Сегодня — самый радостный для меня день, я чувствую — с вами я буду счастлив!

В течение вечера Ежов и Поскребышев, по очереди, назначали мне свидания и обещали, что все останется в тайне.

Я спела пять романсов и арию Кармен. На рассвете, усталой возвращаясь домой, я нашла в кармане плаща конверт с деньгами и квитанцией: «Гонорар за правительственный концерт: 500 рублей».

УГРОЗЫ СТАЛИНА

Всю ночь я читала «Тихий Дон» Шолохова. В Большом театре собирались ставить оперу Ивана Дзержинского по этому роману, и я получила партию Аксиньи. С первых страниц романа меня поразила жизнь донских казаков: отцы насилуют дочерей, мужья бьют жен, все пьют, преступники пишут законы, суеверные казаки оторваны от мира, не понимают целей войн, в которых участвуют, презирают своих соседей — украинских и русских крестьян.

Утром за мной приехал шофер Сталина Алеша Бугров. Меня встретила молоденькая горничная: «Меня зовут Валя, Валентина Ивановна. Вам придется подождать».

Сталин умел заставлять своих гостей ждать, и я не стала исключением. Наконец он появился и угрожающе-холодно поздоровался со мной.

— Валечка, подайте вина и фруктов, — сказал он, садясь в кресло, и обратился ко мне: — Знаю о всех ваших интрижках.

Такое вступление не обещало ничего хорошего. Мрачно глядя на меня, он курил трубку.

— Поехала на дачу к Семену Буденному, разъезжаешь с Тухачевским, спишь с Ягодой, была у Маленкова… Скажи, Вера Александровна, что с тобой делать? Ты что, распутная? Посадить тебя в тюрьму? Тебя это не исправит. Я сидел в тюрьме и, как видишь, не изменился.

Я испугалась до смерти.

Щелкая пальцами, он продолжал:

— Молчишь, значит это — правда?

— Иосиф Виссарионович, делайте со мной, что хотите, только оставьте меня в покое. Я устала все время оправдываться.

Сталин усмехнулся:

— Прекрасно, мне нравится, что ты не боишься, — позвонил, появилась Валечка. — Подай нам ужин, — приказал ей. Я отказалась. Сталин съязвил: — Что, даже ваш прекрасный аппетит пропал? Видно, вы в последнее время действительно усталй, надо будет срочно отправить вас отдохнуть.

Меня трясло: он мог отправить меня на курорт, а мог — и в тюрьму, и в лагерь, и никто бы мне не помог.