Кремлевские кланы - [22]

Мы обычно заседали в комнате Надежды Константиновны — маленькой, очень скромно обставленной. Там стояла кровать, покрытая клетчатым пледом, над кроватью висел портрет маленького Ильича, рядом — небольшой дамский письменный столик и шифоньерка. Позднее мы стали заседать в столовой. Это когда к нам присоединялся Михаил Степанович Ольминский. Он написал Крупской, что ему очень понравился журнал, и он «хотел бы быть ему полезным». Надежда Константиновна охотно пригласила его. Она хорошо его знала как очень опытного и талантливого партийного журналиста, старого члена партии. (Он выступал в прошлом под псевдонимом «Галерка».)

Но и столовая Ильичей была очень тесной. В ней умещались только обеденный стол, несколько стульев, буфет и часы. Зато в Горках столовая была просторной.

Заседания эти незабываемы. Ни малейшей официальности. Всегда царила свободная, непринужденная атмосфера. О чем только на них не говорилось!

И о формах семьи в настоящем и будущем, и о морали нового общества, и о проблеме детей. Помню, Александра Михайловна Коллонтай любила заводить спор о том, какой будет форма семьи при коммунизме.

Сама Коллонтай была убеждена, что при коммунизме никакой семьи не будет, поскольку отпадут не только все хозяйственно-бытовые заботы, но и заботы о детях, об их воспитании. Она поэтому решительно заявляла:

— Можно логически вывести, что брак при коммунизме не будет носить формы длительного союза.

На одном из заседаний Крупская очень тактично заметила, что вопрос о форме семьи при коммунизме — вопрос будущего, о котором сейчас можно только гадать, ибо все зависит от многих, нам в данное время еще неизвестных слагаемых.

Надо заметить, что теория Коллонтай была подхвачена мелкобуржуазными слоями, ожившими в годы нэпа, и стала весьма модной. Когда Александра Михайловна начала все чаще выступать со статьями, докладами, брошюрами под названием «Любовь пчел трудовых», «Дорогу крылатому Эросу» и т. п., где воспевалась полная свобода половой любви, основанной только на сексуальном чувстве, Надежда Константиновна на заседании редакции предложила соответственно ответить, чтобы эта точка зрения не принималась как директивная, поскольку журнал был органом Центрального Комитета партии. Редакция открыла дискуссию на страницах журнала и предложила читателям высказаться по этому вопросу. Выступили мы и на страницах других журналов. В «Красной Нови», например, в 1923 году была помещена моя статья «Вопросы морали, пола и тов. Коллонтай». Эту статью предварительно просмотрела и одобрила Надежда Константиновна.

Крупская сама выступила в журнале «Коммунистка» с большой статьей, посвященной первому революционному кодексу о браке — «Брачное и семейное право в Советской республике», где шаг за шагом разъясняла женщинам их новые права.

И вдобавок ко всему этому Надежда Константиновна обладала чудесным даром словотворчества, умевшем создавать свои, какие-то особенные слова и словосочетания, очень колоритные, сочные и в то же время лаконичные. Нередко одним «словечком» она давала совершенно исчерпывающую характеристику человеку, явлению и т. д.: «Тот товарищ отчаянный нервняга», «Она какая-то нутряная». Желая утешить кого-либо, она, бывало, говорила: «Это ведь пустячная чепушинка». А о себе она написала однажды в письме: «Я совсем обезножела», — когда ее свалила болезнь.

«Ну и трепа же я», — заметила она, увидев свой портрет, написанный Т. Жирмунской. «Получилось у вас дичее дикого», — сказала она одному товарищу за проявленный им бюрократизм. «Там стояла толчея непротолченная», «Все тянут в одну дуду, а надо сказать по-своему», — говорила она после безличных выступлений на заседании.

У Крупской, как я уже говорила, была очень легкая походка. Она точно скользила не касаясь пола. Помню такой эпизод.

Однажды я пришла по делу к Надежде Константиновне домой вечером. Мы сидели у нее в кабинете, когда ее зачем-то позвали на кухню. Оставшись одна, я приподнялась на носки, чтобы лучше рассмотреть детский портрет Владимира Ильича, висевший на стене. Это был написанный маслом портрет с известной семейной фотографии. На меня смотрел мальчик с огромными, проникновенными и в то же время удивленными глазами. На большой выразительный лоб свисал светлый локон. Одет он был в белую рубашечку, подпоясанную ремешком. Я так засмотрелась на него, что не услышала легких шагов вошедшей Надежды Константиновны. Постояв немного за моей спиной, она положила руку мне на плечо и сказала:

— А! Вы залюбовались маленьким Ильичем! — И задумчиво, еле слышно добавила: — Я очень жалею, что у меня не было детей. Как хорошо было бы, если бы тут бегал такой вот Ильичек! — Но тут же спохватилась и добавила: — Впрочем, у меня ведь много ребят. Все дети Советской России — мои дети. Они мне часто пишут, и я им отвечаю.

В начале января 1921 года Центральный Комитет заставил Ленина взять отпуск. Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной пробыли в Горках до 22 января.

В один из зимних вечеров (уже после их возвращения в Москву) я пришла по делу к Надежде Константиновне. Застала ее в столовой кремлевской квартиры в кругу двух старых партийных товарищей — один из них был Владимир Александрович Обух.