Кремль 2222. Шереметьево - [10]
Я не чувствовал в себе вины за то, что ушел, когда услышал, как она поет нашу песню другому. Тому, другому, эта песня тогда была нужнее чем мне, как путеводная нить Ариадны, по которой он мог найти путь из мира смерти обратно, в мир живых. Но сейчас, когда я всё вспомнил, мне нужно было еще раз увидеть ее глаза цвета единственного в мире артефакта. Нужно – и всё тут, хоть убейся. Зачем? Не знаю… Зачем мужики снова и снова наступают на одни и те же грабли, надеясь, что не получат при этом еще один сокрушительный удар в душу? Или по душе, не знаю, как сказать правильно… А, может, это своего рода мазохизм – идти навстречу губительному чувству, заведомо зная, что будет плохо и больно?
Впрочем, это свойственно нашему брату. Мы и на войну так ходим, как в омут головой, понимая, что могут и ранить, и убить, и калекой на всю жизнь можно остаться, что хуже смерти в разы. Но идем, наступаем на старые грабли и смертоносные мины, стискиваем зубы, и идем снова, начиненные осколками разбитых чувств, с разорванными в лоскуты сердцами и душами, идем все равно. Потому что не можем иначе. Потому что мы – мужики, и этим все сказано…
Удивительно, как прямо в моей ладони ручка газа не рассыпалась, так сильно я ее сжал, аж пальцы заныли. Ну да, для того, чтобы совершить безумный поступок, иногда надо себя накрутить, в чем я сейчас преуспел значительно. Сталкерская чуйка внутри меня выдавала уверенный красный сигнал, но когда нет вариантов, порой приходится идти против нее… Интересно, много бывалых сталкеров выжило после того, как наплевали на свое тренированное предчувствие беды?
А вот это мы сейчас узнаем…
Мотоцикл взревел, срываясь с места. Для такой машины проскочить пепелище длиной в полкилометра – раз плюнуть. Так что будем надеяться на…
Внезапно обугленная печь слева от дороги взорвалась, будто в закопченную трубу кто-то невидимый скинул связку гранат. Осколки кирпича хлестнули по дороге, по мотоциклу, по моему шлему, один ударил в плечо. Но это ерунда. Могло быть и хуже, если б я заранее почти не лег на руль, практически слившись со своим байком. Вот так потихоньку вырабатываются навыки правильной езды по Зоне. Хотя порой и они оказываются бесполезными.
На том месте, где только что стояла печь, торчало толстое щупальце метров десять в высоту. Толстое, черное, осклизлое, с присосками и отростками по всей длине, похожими на ветки дерева… Нет, не на ветки. На человеческие руки и когтистые лапы, в неистовой ярости хватающие воздух… Пока что воздух…
Все это мгновенно отпечаталось в моей голове, как всегда бывает со многими сталкерами-ветеранами в экстремальной ситуации. Не умеешь моментально оценивать опасность, значит, не сегодня, так завтра погибнешь, зазевавшись, словно необстрелянный молокосос-«отмычка», годный лишь для похода в ближайшую аномалию.
В следующее мгновение я буквально «положил» мотоцикл на землю, уходя от страшного удара гигантским щупальцем. Я не профи, водить байк таким манером специально не обучался, просто иного выхода не было. Все произошло на рефлексах, которые по-любому проснутся, если жить захочется.
Думаю, мне бы однозначно раздавило ногу тяжелым мотоциклом, если б не мощные стальные дуги, приваренные по бокам для защиты седока и пулеметов. Байк просто лег на эти дуги, взревев мотором, я же скатился с него, одновременно срывая с плеча «Вал».
Промахнувшееся щупальце тяжело поднималось с земли, всё в саже и налипшем мусоре. Оно и понятно, падать всегда проще, чем подниматься, что в прямом, что в переносном смысле. Тем более, что масса у этой хрени была нехилая. Чем я и воспользовался, принявшись планомерно очередями полосовать осклизлую гадость возле самого основания. «Вал», доработанный Кузнецом в чернобыльской Зоне, стрелял абсолютно бесшумно, и я успел сменить два магазина, пока тварь осознала, что с ней происходит нечто неординарное. Видимо, болевой порог подземного монстра был практически нулевым, и это сослужило мне хорошую службу. Патронов у меня – спасибо питерцам – было предостаточно, поэтому я стрелял не останавливаясь, лишь меняя пустые магазины на полные.
Земля вокруг основания щупальца была уже вся забрызгана темной кровью и ошметками плоти, когда тварь издала жуткий крик. Вой не вой, писк не писк, а что-то страшное, резанувшее по нервам, словно пилой.
«Инфразвук», – мелькнула мысль, прежде чем я успел подхватить автомат, едва не выпавший у меня из мгновенно вспотевших рук. Помимо этого у меня моментально заложило уши, жутко заболели глаза, и темный, панический ужас начал стремительно подниматься от солнечного сплетения, заполняя меня вязкой чернотой, словно пустой сосуд. Во всяком случае, ощущение было именно такое. Еще немного, и я, бросив оружие, побегу куда глаза глядят…
«Понизит воздействие до семи герц – и ты сдохнешь. Уже понижает…» – пришла вялая мысль, основанная на курсе по звуковому оружию, что я прошел в какой-то из двух своих жизней, о которых помнил теперь все досконально. Какая-то из них настоящая, какая-то – чужие наложенные воспоминания. Впрочем, какая разница… Сейчас не думать надо. Сейчас нужно совсем другое.
