Кредо убийцы - [79]

– Думаю, ты будешь лучше выглядеть с моим лицом, нежели вымазанным бычьей кровью, – сказал дух. – Отныне ты будешь носить его, да?

Батист окровавленными руками потрогал свое лицо.

Никакой теплой плоти… только сухие кости.

Череп смотрел на него и ухмылялся.

Батист закрыл глаза и принялся их ожесточенно тереть, и взвыл, когда его пальцы попали в пустые глазницы. Лицо… Барон Самеди забрал его лицо…

«Не будь ребенком, Батист! Ты ведь все отлично понимаешь! Ты сам сделал этот яд. Это всего лишь галлюцинация! Открой глаза!»

Он открыл.

Барон Самеди все еще был здесь и ухмылялся, ухмылялся.

А рядом с ним стоял Макандаль.

Наставник выглядел так же, как и при жизни, – высокий, мускулистый и сильный, с гордо поднятой головой, лет на десять старше Батиста. Как и при жизни, у него отсутствовала одна рука.

– Макандаль, – выдохнул Батист, и из его глаз брызнули слезы – слезы облегчения, радости и удивления. По-прежнему стоя на коленях на политой кровью земле, он потянулся рукой к Наставнику и схватил его за край одежды. Его пальцы коснулись чего-то мягкого – но не ткани – и прошли насквозь.

Батист отпрянул, потрясенно глядя на свою руку, испачканную сажей.

– Я умер, сожженный теми, кто должен был погибнуть от моей руки, – сказал Макандаль. Это был его голос, и губы его шевелились, но слова, казалось, плавали в воздухе, кружась, как дым, над головой Батиста, проникая ему в уши, рот, ноздри…

«Я вдыхаю его пепел», – подумал Батист.

Желудок скрутило спазмом, и его начало рвать.

Изо рта волнообразными движениями выползала змея, толщиной с руку, черная, блестящая от покрывавшей ее слюны. Когда Батист наконец выплюнул хвост змеи, она поползла к призраку Макандаля. Наставник наклонился, поднял змею и повесил ее себе на шею. Змея, выпуская раздвоенный язык, маленькими глазками смотрела на Батиста.

– Змея – символ мудрости, а не предвестник несчастья, – сказал Барон Самеди. – Она знает, когда приходит время сбрасывать старую кожу, чтобы стать больше и сильнее. Ты готов сбросить свою старую кожу, Батист?

– Нет! – выкрикнул Батист, понимая, что его протест не имеет никакого значения.

Барон Самеди отступил назад и передал свою шляпу Макандалю, обнажая череп, лишенный волос, как тело было лишено плоти.

– Ты призвал нас, Батист, – сказал Макандаль. – Ты сказал людям, что никогда не оставишь их. Сейчас, когда я умер, им нужен вождь.

– Я… я буду им вождем, Макандаль, клянусь, – запинаясь, пробормотал Батист. – Я не сбегу, какое бы дело ты ни поручил мне. Я не Агат.

– Верно, ты не Агат, – ответил Макандаль. – Но не ты поведешь их за собой. Это сделаю я.

– Но ведь ты…

Макандаль начал растворяться, превращаясь в дым, змея растворилась вместе с ним. Дым повис туманом, затем вытянулся струйками и поплыл в сторону Батиста.

Вдруг Батист понял, что сейчас произойдет, и попытался подняться на ноги. Но Барон Самеди возник, словно из ниоткуда, у него за спиной. Его сильные руки – из плоти, а не из кости, но леденящие могильным холодом – схватили Батиста за плечи, так что он не мог пошевелиться. Тонкие струйки дыма потекли к его ушам и ноздрям, ища возможность проникнуть внутрь. Батист стиснул зубы, но Барон Самеди неодобрительно прищелкнул языком.

– Ай-ай-ай, – сказал он и постучал набалдашником трости в виде черепа по плотно сжатым губам Батиста.

Рот Батиста открылся, и струйки дыма потянулись внутрь.

И Батист стал одновременно и самим собой, и… Макандалем.

«Осталось выполнить еще три задания, и тогда мы вместе поведем людей за собой».

Батист посмотрел на мачете, лежавший рядом с его все еще пульсирующим сердцем. Со странной отстраненностью он понял, что сердце ему не нужно. Без него проще – никаких забот. Никаких чувств – ни любви, ни надежды на ближнего. Только свои желания и потребности имеют значение. И он оставил сердце лежать на земле.

Но поднял мачете.

Поднял медленно, правой рукой, а левую вытянул вперед. Что-то внутри него кричало и требовало не делать этого, уверяло, что он и сам по себе может быть вождем. Но глубинная его сущность – его собственная, а не Макандаль и не Барон Самеди – хотела это сделать.

И зелье поможет перенести боль.

Батист поднял мачете, набрал в грудь воздуху и одним ударом отсек себе левую руку выше локтя.

Кровь рекой лилась из раны, но он чувствовал, что все сделал правильно. Боли не было. Отрубленная рука упала на землю и превратилась в змею, которая поползла к духу с головой скелета.

В голове Батиста послышался шепот Макандаля: «Очень хорошо. Теперь ты похож на меня. Ты больше не Батист. Ты будешь Франсуа Макандалем. Все видели твой поступок. Они знают, что я тебя направляю, как человек направляет своего коня. Обычно лоа, сделав свое дело, удаляются».

– Я не уйду.

Не торопясь, Батист снял с себя пояс и без посторонней помощи перетянул руку, чтобы не умереть от потери крови. В отличие от Барона Самеди, он оставался живым.

Барон Самеди одобрительно кивнул:

– Хорошо. Отныне он будет навечно с тобой. Я тоже буду с тобой. – Он постучал тростью по своему черепу. – Носи мое лицо, Макандаль.

Батист кивнул. Он все понял.

И он был согласен.

С этой ночи пойдут слухи. «Макандаль жив, – будут шептаться люди. – Он избежал смерти на костре. Ночью он вернулся, он полон ненависти и жажды мести».