Кредит доверчивости - [5]

— Что ты натворила?

— Ничего.

— Тогда почему они наехали? Насколько мне известно, бандиты просто так не наезжают, если только у тебя нет какого-нибудь криминального бизнеса.

— Говорю же, ничего я не натворила! И бизнеса у меня нет, ни криминального, никакого!

— Не тяни кота за хвост, Натка, у меня времени мало. Ты можешь внятно сказать, что от тебя требуют?

— Деньги!

— За что?

Натка нервно сглотнула, взяла со стола какой-то журнал, пролистала его, пряча от меня глаза, и только потом сказала:

— За кредиты. С процентами!

— Ты брала кредиты?! — от возмущения я даже привстала. — И не думаешь их возвращать?!

— Не брала я ничего! — Журнал выпал у Натки из рук, она подняла его и со слезами в голосе выкрикнула: — Не брала! Хоть раз в жизни ты можешь мне поверить?!

Почему-то я ей поверила.

Напялить нелепую кофту в такую жару, соорудить «учительскую» прическу, закрыть лицо очками и спрятаться за фикус Натку могли заставить только чрезвычайные обстоятельства. Я видела, как дрожат ее руки, слышала слезы в голосе — а может, они и на самом деле были под темными очками, эти слезы, — и понимала, что моя взбалмошная, непутевая, легкомысленная сестрица вряд ли способна разыграть такой тонкий спектакль.

Мне вдруг стало очень жаль ее.

Я отобрала у нее журнал, который она терзала наманикюренными пальчиками, и мягко спросила:

— Нат, что ты в последнее время покупала?

— В смысле? — удивленно посмотрела она поверх очков.

— Ну, что-нибудь крупное, не знаю, — плазменный телевизор, «Мерседес», виллу на Багамах…

— Издеваешься? — Из-под очков в кофе закапали слезы. — Из крупного я в последний раз покупала тональный крем «Ланком».

Официант принес кофе — крепкий, ароматный эспрессо, я уж не стала уточнять у него степень прожарки зерен. Наверное, он хотел спросить, не желаем ли мы чего-то еще, но, наткнувшись на мой колючий взгляд, быстро ушел.

— Нат, я к тому, что, может, ты взяла пару кредитиков и просто про них забыла?

— Я так и знала, что ты считаешь меня идиоткой… Я была уверена: ты откажешься мне помогать… — Голос у Натки опять дрогнул, из глаз полились слезы.

— Я разве сказала, что отказываюсь? Просто у тебя память девичья, и ты могла забыть…

— Лена, — в отчаянии перебила меня Ната, — Лена, клянусь! Я в трезвом уме и здравой памяти, или наоборот… Я не брала никаких кредитов!

Ее отчаяние набирало обороты с каждой фразой и в конце концов переросло в крик.

— Тише, тише… я тебе верю, но что тогда происходит?

— Не знаю, не понимаю, — всхлипнула Натка. — Я потому и позвонила тебе! Мне никто больше не сможет помочь! — Натка сняла очки и разрыдалась. — Понимаешь, сначала они звонили, пугали, мол, если кредит с процентами не отдашь, пеняй на себя. Я сказала, что ничего не брала, думала, там разберутся… А вчера… — Натка перешла на прерывистый шепот. — Вчера вечером подкараулили меня у подъезда два лба, громилы бритые. Что, говорят, на халяву денег нахапала и отдавать не хочешь? Я говорю, не брала ничего, а они… Лен, они откуда-то все про меня знают! Все, все… Где живу, где работаю, в какие магазины хожу, какой марки у нас телевизор, а главное… Они меня Сенькой шантажируют! Про ребенка своего, говорят, подумай. Что делать, Лен?!

«Что делать, Лен?» — сама себе задала я вопрос и несколько секунд маленькими глотками пила крепкий кофе, надеясь, что ответ придет сам собой — простой и логичный, как приговор суда.

Странная какая-то история, ей-богу!

Натка, конечно, особа легкомысленная, но не сумасшедшая. Сеньку своего она любит и не сделает ничего, что могло бы навредить сыну.

«Дело отправляется на доследование», — подсказывала интуиция судьи.

«Как всегда, по глупости влипла в историю и даже не поняла», — утверждал опыт старшей сестры.

В любом случае Натку надо спасать.

— У тебя в мобильнике сохранился телефон, с которого звонили?

— Конечно!

Натка достала из сумки мобильник и протянула мне. Я переписала номер, который она показала.

— Что ж, — вздохнула я, — без доблестного Таганцева все равно не обойтись.

А заодно и объяснение будет, зачем я звонила ему с утра и просила помочь…

— Он номер по базе пробьет, да? — всхлипнув, спросила сестра.

— Пробьет. И установит, кто тебе звонил. А ты, Нат, вспоминай пока, кому насолила в последнее время… по мужской части, — я подмигнула ей. — Ты это умеешь.

— Я не солила, — всхлипнула Натка. — Во всяком случае, до такой степени… Лен, я домой боюсь ехать и на работу боюсь, вдруг меня там караулят?

— А Сенька где?

— Сейчас он в детском саду, а начальнику я сказала, что заболела.

— Штирлиц, — проворчала я, отыскивая в сумке ключи от квартиры. — Ладно, бери такси, забирай Сеньку из сада и дуй ко мне.

— Спасибо, Лен!

— Где ты эту жуткую кофту взяла? — поморщилась я.

— Баба Люба, соседка, поносить дала… Для конспирации.

— Ладно, езжай, только не пугайся, у меня там Австралия на потолке.

— Что?

— Иди, горе луковое, — махнула я рукой.

Натка встала и скрылась за фикусом, несчастная даже со спины.

А я вдруг поняла, что легкомысленные люди страдают и переживают как-то особенно трогательно — ведь они не привыкли видеть проблемы там, где они есть, и уж тем более не умеют их решать. Неприятности выбивают таких людей из седла, да так, что непременно хочется броситься им на помощь, потому что пропадут они со своим легкомыслием как заблудившиеся дети, набьют шишек там, где и набивать-то их вовсе не обязательно.