Креативы Старого Семёна - [7]
Производил он необычайно сильное впечатление, не в последнюю очередь своим необычайным остроумием. Там было два турнира: главный, где играли 14 человек - Таль, Суэтин, Шамкович, Дворецкий и другие мастера, и побочный - швейцарка (опен, по-нынешнему), 42 человека.
И вот идем мы все после тура в город, а Геля, жена Таля, говорит: "Миша, у меня босоножка порвалась. Есть в этом городе сапожник?" Он (мгновенно): "Конечно, дорогая! 14 профессионалов, 42 любителя!"
И ещё одна острота. В фойе висели таблицы турниров. И вот приходит местная девушка, которую закадрил один мой знакомый, и от нечего делать изучает таблицу швейцарки. И спрашивает у меня - А где здесь главный? Я не понял, какой главный? Она говорит - ну главный, главный еврей. - Таль, что ли? - Да, Таль!
Когда я утром на пляже ему это рассказал, он тут же среагировал : "Пойду Шамковичу скажу, что я главный, а не он!"
Как я не стал мастером
Был у меня хороший знакомый, растущий мастер Z. Мы часто общались, анализировали.
Он мне всё время говорил: "Пора тебе мастером становиться!". Я гордо кивал: да, дескать, пора, давно пора!
А надо сказать, был он не москвич, приезжий. Учился в институте, снимал комнату.
Как-то он мне звонит: "Помоги вещи перетащить, переезжаю в другую комнату".
Договорились встретиться у метро. Встретились. Он говорит: "Только у меня просьба. Никому не рассказывай, что ты у меня видел". "Хорошо, не волнуйся". Много лет прошло, думаю, можно рассказать. Приходим к нему домой. Такого я, действительно, не мог себе и представить. Вся комната завалена шахматными книгами, журналами. На стене демонстрационная доска (если кто помнит, рижского производства). Вторая доска (без фигур) висит на потолке над кроватью.
Я молчу. Думаю: "Вот фанатик!". А он говорит: "Я не какой-нибудь Балашов, чтобы по четырнадцать часов в сутки работать над шахматами! Я лучше позанимаюсь восемь часов, но продуктивно!".
Тут я и понял, что мастером мне не стать никогда.
С тех пор прошло много лет. Мастер Z добился заметных успехов. Выиграл несколько международных турниров. Играл в первой лиге чемпионата СССР. Стал гроссмейстером. Но до уровня Балашова так и не добрался.
Как я не стал гроссмейстером
Дело было почти сорок лет назад. Поймал меня комсорг и говорит:
— Слушай, у нас есть подшефный ЖЭК. И там есть одна старушка, она шахматный кружок ведёт. А ты у нас шахматист, перворазрядник. В общем, поезжай туда, дашь детям сеанс одновременной игры.
Я говорю:
— Если там кружок, то может там и перворазрядники есть. Как же я им сеанс буду давать.
—Да нет, - он отвечает - она и сама-то в шахматы играть не умеет. А тем более дети.
Короче говоря, поехал. Прихожу, действительно, очень симпатичная старушка, видно, что детей очень любит. Дети, кстати, уже собрались, сидят - нарядные, в белых рубашках и с октябрятскими значками. За ними мамы маячат. Она меня спрашивает:
— Как вас представить?
— У меня первый разряд.
— Ну я скажу, что вы гроссмейстер!
— Да что вы, гроссмейстеров все по фамилиям знают! (да, действительно, в то время так и было). Уж если вам так хочется, скажите, что я кандидат в мастера.
— Ну хорошо, договорились.
И выходит она в круг и громким голосом объявляет:
—Дети, к нам приехал международный мастер такой-то - и называет мою фамилию.
В общем, когда всё закончилось, и я уходил, обогнал я плачущего малыша с мамой. Мама его утешала - не кому-нибудь проиграл, а международному мастеру!
Немного о старом ЦШК
Всё Аристотель врёт - табак есть божество,
Ему готовится повсюду торжество!
Кажется, Батюшков
Грозный директор ЦШК и всех советских шахмат В.Д.Батуринский был заядлым курильщиком. По Центральному Шахматному клубу он ходил только с зажжённой сигаретой в зубах. Другим, однако, курить категорически воспрещалось. Батуринский кричал : "Кого увижу с сигаретой, лишу права играть в шахматы на территории СССР!"
Однажды в выходной день в ЦШК приехали австрийцы - человек тридцать. Были они любителями шахмат из города Зальцбурга. Попросили организовать им матч с московскими любителями. Работники клуба мобилизовали всех, кто пришёл в этот день в клуб - и матч начался.
Играть всех посадили в Большом зале ЦШК. Курящие австрийцы немедленно достали сигареты. Глядя на это раздолье, закурили и наши. Зал был весь в клубах табачного дыма.
Я наблюдал эту вольницу из холла перед Большим залом. И тут появляется Батуринский - с сигаретой во рту и в окружении свиты. И смотрит на этот разврат. Затем из зала выходит юноша в свитере и джинсах. В руке - незажжённая сигарета. Не говоря ни слова, он подходит к Батуринскому, вынимает у него изо рта сигарету, прикуривает, вставляет её обратно в вельможный рот и уходит в зал. Возникла немая сцена из "Ревизора". Батуринский хватает ртом воздух. Я, честно говоря, испугался. Сложения он был апоплексического.
Совладав с собой, Батуринский просипел : "Наш или австрияк?" Кто-то из свиты успокоил босса : "Да австрияк, Виктор Давидович, австрияк, не волнуйтесь, наш бы не позволил себе!"
Так благополучно всё и закончилось.
У советских собственная гордость
В начале семидесятых годов в Испании проходил женский межзональный турнир. Когда всё закончилось, советские участницы возвращались домой через Париж. Там, уж не знаю как, им удалось задержаться на пару дней - экскурсии, покупки и прочее.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
В этой книге рассказывается о зарождении и развитии отечественного мореплавания в северных морях, о боевой деятельности русской военной флотилии Северного Ледовитого океана в годы первой мировой войны. Военно-исторический очерк повествует об участии моряков-североморцев в боях за освобождение советского Севера от иностранных интервентов и белогвардейцев, о создании и развитии Северного флота и его вкладе в достижение победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Многие страницы книги посвящены послевоенной истории заполярного флота, претерпевшего коренные качественные изменения, ставшего океанским, ракетно-ядерным, способным решать боевые задачи на любых широтах Мирового океана.
Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.
Валентина Михайловна Ходасевич (1894—1970) – известная советская художница. В этой книге собраны ее воспоминания о многих деятелях советской культуры – о М. Горьком, В. Маяковском и других.Взгляд прекрасного портретиста, видящего человека в его психологической и пластической цельности, тонкое понимание искусства, светлое, праздничное восприятие жизни, приведшее ее к оформлению театральных спектаклей и, наконец, великолепное владение словом – все это воплотилось в интереснейших воспоминаниях.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.