Креативный мозг - [8]
Таким образом, создается впечатление, что и лобные доли, и правое полушарие играют роль в креативности; но не меньшее значение имеют и другие области мозга, в том числе левое полушарие. В последующих главах мы попытаемся распределить роли, которые играют эти различающиеся структуры в творческом процессе. Среди других тем мы коснемся взаимосвязи креативности и поиска новизны, причем поиск новизны является необходимой, но далеко не достаточной предпосылкой креативности. Мы докажем, что не следует слишком упрощать и заявлять об эксклюзивной роли в творчестве лобных долей и правого полушария, но в то же время роль этих структур в обработке новой информации близка к эксклюзивной. И мы увидим, как объединение этих двух связанных, но не идентичных понятий – креативности и новизны – может порождать нейромифологию о «креативности лобных долей и правого полушария».
«Плохие и бесполезные»
Забавно, но структуры мозга, которые нейрофизиологи чаще всего связывают с обработкой новой информации, а в популярной литературе называют центрами креативности, были в немилости у психологии и нейробиологии до относительно недавнего времени. Префронтальная кора и правое полушарие чрезвычайно важны для обработки новой информации, и, хотя они не владеют монополией на новизну, они не менее значимы для творчества. Тем не менее многие годы одна из этих структур находилась в загоне и считалась «бесполезной» (лобные доли), а другая вообще была заклеймена как «зловредная» (правое полушарие).
Существуют принцессы и Золушки, как в жизни, так и в науке, и, как это часто случается в человеческих делах, история науки богата ложными стартами и неправильными представлениями. Лобные доли считались «долями-сиротами», некой Золушкой от неврологии. Многие годы считалось, что у них нет полезного предназначения и эти структуры находятся на своем месте, чтобы нести какие-то плохо понимаемые, но существующие функции. Даже предполагалось, что различные расстройства мозговой деятельности можно лечить путем прерывания связей между лобными долями и остальной частью мозга. Это представление, ныне признанное ошибочным, было основанием для печально знаменитой лоботомии, изобретатель которой, португальский невролог Антониу Эгаш Мониш, впервые провел эту операцию в 1935 году, а в 1949-м получил за нее Нобелевскую премию по медицине. Вероятно, это была самая несоответствующая награда в истории Нобелевской премии.
Похожий на стилет инструмент под названием «лейкотом» вводился через отверстие, просверленное в черепе пациента, и разрушались связи между лобными долями и остальной частью мозга. Поскольку современные методы нейровизуализации, такие как компьютерная томография (КТ) или магнитно-резонансная томография (МРТ), появились только спустя десятилетия, разрушение проводилось буквально «вслепую». К тому моменту, как популярность этой поистине варварской процедуры стала ослабевать, в 1960-х годах огромное количество пациентов превратились в зомби, поскольку симптомы психического расстройства ушли вместе с большинством проявлений психической жизни[1].
Вдохновленный этой «инновацией», американский психиатр Уолтер Фримен с 1936 года поставил фронтальную лоботомию на промышленную основу. Он «упростил» операцию так, что теперь не требовалось сверлить отверстие в черепе, и вводил нож, похожий на шило для колки льда, через глазницу прямо в мозг. Для этой поистине ужасной операции, по воле случая названной в период наивысшей популярности «лоботомией ледорубом», не требовалось никакого обучения в области нейрохирургии, и ее выполняли психиатры во многих психиатрических клиниках на всей территории Соединенных Штатов. С несколько неуместным юмором доктор Фримен называл операцию «моя моментальная лоботомия» и выполнял ее в амбулаторном режиме в своем частном кабинете в Вашингтоне, помещая пациентов в стоматологическое кресло. Он также ездил по всей стране в специально оборудованном фургоне, который нежно назывался «лоботомобиль», мимоходом и щедро одаривая лоботомией пациентов многочисленных психиатрических больниц. Результаты чаще всего оказывались гибельными – многие из пациентов доктора страдали от мозгового кровотечения, некоторые умирали. Те, кто выжил, бесцельно и рассеянно бродили по коридорам государственных психиатрических клиник еще в 80-х годах (на мою долю также выпадало это зрелище, когда я приезжал на консультации в такие больницы). Эти люди перенесли лоботомию двадцать или тридцать лет назад и никогда не восстановили даже подобия человеческой личности>2.
Лобные доли считались в неврологии «Золушкой», но эта же роль досталась и правому полушарию. Если префронтальная кора десятилетиями считалась «бесполезной», то правое полушарие рассматривалось как «субдоминант» и, скажем так, не менее бесполезная структура. В таком духе, мантрой нейрохирургии старой школы было очень осторожное отношение к левому полушарию (чье первенство в управлении речевыми способностями определяло его значимость). В то же время с правым полушарием можно было оперировать относительно безнаказанно, без опасения вызвать серьезные побочные эффекты. Подобным образом электроконвульсивная терапия (ЭКТ), или «шоковая терапия», использовалась для лечения депрессии, но ее побочными эффектами в отношении правого полушария пренебрегали без колебаний, в отличие от воздействия на левое полушарие. Понятие об относительной незначительности правого полушария так закрепилось среди нейрохирургов старой школы, что несколько лет назад молодой нейрохирург из больницы престижного медицинского института на Восточном побережье пригласил меня в свое отделение прочитать лекцию (на медицинском языке это обычно называется «конференцией с разбором клинических случаев»). Лекция была задумана для того, чтобы вывести из заблуждения старших коллег этого нейрохирурга, которые считали правое полушарие несущественным и не заслуживающим должного обращения.
