Кража - [34]

— А чего ему обижаться? — недоверчиво спросил Тихий. — Я ему не задолжал.

— Идею-то на кражу вы подали.

— А Белкин? Что он говорит?

— Белкин не запирался ни минуты!

— Могу себе представить… — пробормотал Тихий. — Трус, только о своей шкуре и беспокоится.

— Не такой уж и трус. Он очень помог следствию. Суд, я думаю, учтет его чистосердечное раскаяние. Кстати, кое-какие колечки из тех, которые вы на Строительной взяли, у него дома остались. Уже поехали за ними…

— Не может быть! — искренне удивился Тихий. — Он хотел их сразу же на зубы пустить.

— Такие вещи не пускают. Поверьте уж…

Солдатов посмотрел на сгорбившуюся спину Тихого, на его сразу постаревшее лицо. Тихий медленно поднял голову и, закрыв глаза, сказал:

— Заарканили, значит. Ладно… Берите протокол, заполняйте… Сдаюсь. — Он шутливо поднял руки.

Солдатов глядел на него устало.

— Только вот что! Идея кражи не моя. Надеюсь, вы поймете ситуацию. Прошу не испортить жизнь другому человеку. Он не виноват.

— Кто? — Солдатов смотрел на него с удивлением.

— Калугин Юрка. Из нашего дома.

— Погодите, а он-то при чем здесь? — спросил Солдатов. И тут же почувствовал свою ошибку. Этим вопросом дал понять, что знает по делу не все. Но Тихий не углядел промашки и поспешно добавил:

— Жалко пацана в дело впутывать.

— Говорите… В чем его вина?

— Я не буду отвечать. Сказал же — пацана жалко. — Он явно переборщил этой фразой. Солдатов понял — в благородство играет.

— Как хотите…

— Хорошо, — сказал Тихий. — Отвечу, — и подался вперед. — Только чувствую, что морока с этим получится, — он явно тянул.

— Ничего, разберемся.

— В общем так. Дней десять назад выхожу я из дома, вижу, Юрка у «Жигулей» шурует. Подошел, спрашиваю: «В чем дело?» А у него с перепугу истерика началась. Запер я машину ключом и положил его к себе в карман. Потом повел парня к себе. Он мне рассказал, что решил нашкодить ухажеру матери — угнать и разбить машину.

— Выходит, преступление предотвратили? Похвально. Потом что было?

— Потом я оттиск с ключа от квартиры сделал. Он в связке был. Подумал, вдруг пригодится? — Тихий освоился, вошел в роль и продолжал деловито: — Кража кражей, но можно сказать, что я компенсировал потерпевшему убытки. Машину его спас. Зачтется это? — он с нетерпением ожидал ответа.

— Не понимаю я вас, Жестянников. То о Юрке беспокоитесь, то подсовываете его в качестве преступника, — осуждающе сказал Солдатов. — С вашим-то опытом.

— Но ведь было же так! Вы же просили говорить правду. Я и говорю. А что машину спас — запишите. Это мне пригодится.

— Запишем. Что было потом?

— О ключе Городецкому позвонил. Я сам на кражу идти не хотел, не помышлял даже.

— О ключе? — переспросил Солдатов. — Вы его по оттиску сделали, что ли?

— Не то чтоб сам… Белкин помог.

— Белкин?

— Ну да… Ключ сложный оказался. Я по этому делу не специалист. Отдал оттиск Белкину. У него и пилочки всякие, и станочек. Правда, я сказал тогда, что ключ свой потерял от квартиры.

— Ну, да! Конечно! — расхохотался Солдатов. — Перед тем как потерять, слепок с него сделали… Чего темнить-то по мелочам, Алексей Петрович? И Белкин поверил?

— Поверил. А может, вид сделал, что поверил, — поморщился опять Тихий. — Наверное, ему так спокойнее было.

— Квартиру на Строительной с Городецким брали?

— Один он там был.

Солдатов еще два часа говорил с Тихим. Говорил потому, что почувствовал необычную роль мальчишки во всей этой истории. Тихий рассказал все.

ГЛАВА 16

Как всегда, накануне 1 сентября в этом большом дворе было шумно. Ребята, вернувшись из пионерских лагерей, пригородных дач, экскурсий, радостно встретились друг с другом после двухмесячной разлуки, обменивались впечатлениями, рассказывали забавные истории. И, конечно, хвастались: кто бронзовым загаром, кто коллекцией камешков, найденных на берегу моря. Юре Калугину похвастаться было нечем. Он никуда не уезжал. Конечно, можно было бы и в пионерский лагерь, но, по совести говоря, особенно не хотелось: на душе было неспокойно. В начале лета он впервые почувствовал себя не просто мальчишкой, сыном, а хозяином дома. Это было в тот вечер, когда в их квартире появился чужой, незнакомый мужчина, и он ощутил чувство ревности и чувство тревоги. Ощутил потому, что как-то уж очень уверенно держал себя незнакомец, будто бы вошел в собственный, а не в его, Юрин, дом.

Существовал у него с матерью свой ритуал: после ужина телевизор включал сам Юра. Установился он в их маленькой семье несколько лет назад, когда мать, думая, что телевизор мешает готовить уроки, решила его продать. Было это в самый разгар хоккейного сезона. Юра тогда ужасно возмутился и заключил с матерью джентльменский договор: он полностью заканчивает домашние задания и сам включает телевизор. Так и пошло.

Давно уже закончились те хоккейные игры, начинался новый учебный год, а договор по-прежнему остался в силе: сделав уроки, он включал телевизор и смотрел полюбившиеся ему передачи.

Мать понимала, что это не просто механическое движение руки его сына, и относилась к заведенному распорядку с уважением: ведь установившееся правило свидетельствовало о самодисциплине Юры, его воле и выдержке.